У Локьё дёрнулся угол рта.
— Ударили тебя по правой щеке, подставь левую, — пробормотал он. — Ересь земная.
— Да, — сказал мастер Эним. — Подставь. Ведь это ты заставил слабого ударить тебя.
— А если ударивший — сильнее? — спросил я.
Мастер снова улыбнулся.
— Слабей всегда тот, кто ударил. Кто не выдержал и ударил.
— Значит, Энрек поступил неправильно, спасая Радогаста? — спросил я тихо.
Меня угнетал этот разговор. Это ж надо так видеть реальность, чтобы оправдать зверя: мол, раз он кого-то жрёт — значит, судьба?
— Энрек пытался противопоставить зверю силу. А сила в нас — от зверя.
— Но что он мог? Дать вашугу «взять своё», сожрать Радо? И что тогда?
— Тогда многого не было бы. Иная судьба. Иная ветка. Но сохранилось бы равновесие жизни. А теперь события захлестнуло петлёй. Вы отсюда ушли — и вот вы здесь. Но уйдёте теперь — и больше не произойдёт ничего. Так будет лучше.
— А Энрек? — я понимал, что эрцог не зря просит оставить здесь иннеркрайта. На Геде произошло что-то страшное…
— Кто он тебе?
Я растерялся.
Друг? Да с чего бы. Бывший союзник? Человек, с которым тебя перепутал некий сановный мерзавец?
— Никто, наверное.
— Это хорошо, — обрадовался мастер Эним, и глаза его тоже заулыбались. — Если ты просишь за него по праву проходящего мимо, тогда есть очень маленький шанс. Пусть он остается здесь до тех пор, пока морок не выйдет весь. Тогда он ещё раз попробует выбрать.
Эрцог открыл рот и закрыл его.
Мастер даже не обернулся к нему, он смотрел на меня чёрными, как космос глазами:
— Ты просишь?
История тридцать пятая. Человек в белом
Тэрра, Алдиваар — родовое поместье эрцогов Дома Нарьяграат
…Я не понимаю, кому пишу.
Ленивые тела и кривые души
дороже теперяшним малого креста света.
Они не желают больше учиться у книг.
Время записанных истин прошло.
Ловцы душ используют звуки и образы, в которых нет больше смысла.
Ведь только слово несло смысл.
И в начале мира людей — было слово. А значит —
наши начала теперь разошлись.
Рóгард, поэт и философ эпохи Исхода
Никогда не читайте перед сном философских трактатов!
Агескел захлопнул книгу, перекопированную со старинных плёнок. Якобы уничтоженных, как и прочее наследие философской мысли Уходящих.
Одни Беспамятные знают, зачем он взялся перебирать этот хлам! Яд и скверна так и капают из него!
Недаром во все века жгли именно книги. Голофильмы — глупы и мимолётны, они тревожат подсознание разрозненными образами, подсаживая потребителя на нужную линейку эмоций. Мыслей эти образы не генерируют. И не вызывают в памяти устойчивых мыслительных схем.
Человек мыслит словами. Так он устроен. И лучше бы оставить ему только голо и видео, без этих проклятых слов.
Сколько ни подсыпай глупости в печатные депы, даже случайно сталкиваясь между собой, слова могут порождать идеи. Они способны разрушить цивилизацию. Ведь свободомыслие — это свобода блужданий в словесных одеждах мира, а одежды рвутся легко.
Слава Беспамятным, уметь читать слова ещё не значит уметь мыслить.
Агескел прикрыл глаза и прошёлся бдительным внутренним оком по расслабившемуся телу.
«Спать!» — приказал он себе, и Гипрос, бог сна, набросил на его сознание тёмное покрывало.
Но тут же чья-то рука сдёрнула невесомую пелену.
Слабый свет коснулся лица, и Агескел открыл глаза.
Широкая кровать, занимавшая половину округлой спальни, была всё так же тепла и манила сонными запахами. Но светильники разгорались.
Что за самоуправство? Или — технический сбой?
Аке приподнялся и… замер — в кресле напротив его постели сидел человек.
Среднего роста, русоволосый, небритый. На руках и лице — следы ожогов.
Это был прикованный в синем подвале «нежданный гость»!
Первой мыслью Агескела было — сон. Второй — наведённое пограничное состояние сознания.
Он незаметно ущипнул себя за руку.
Гость улыбнулся, и мурашки побежали по телу аке — такой жуткой была эта добрая, отеческая улыбка.
— Здравствуй, мальчик, — сказал Гость глухо, но очень явственно, как говорят все обученные психическому воздействию. — Здравствуй там, где есть мир твой.