Грана, долина реки Ларица
Из отчёта импл-капитана Пайела
Я бы, наверное, так и не понял до конца, что же произошло в то утро, если бы через неделю нас не посетила грантская делегация.
На тот момент мы уже закончили черновую дезактивацию сектора, хоть лагерь и пришлось перенести километров на двести, в долину маленькой речушки Ларицы с одноименным селением рядом.
Здесь мы были хорошо защищены от ветра, и до берега Тарге, где продолжались работы по дезактивации, было недалеко.
Ребята мои подустали — пришлось работать в тяжёлых скафандрах высокой защиты. Ну и постоянная обработка транспортных средств — шлюпки, зонды, платформы. А людей и техники нам никто подкидывать не собирался.
Дьюп сообщил, что на высшем уровне творится что-то невообразимое. Экзоты собирают Совет Домов, а «горячо любимого» в Империи военного министра медики изолировали с полузабытым древним диагнозом: предынфарктное состояние.
Впрочем, настроение у лендслера было прекрасное. Такое прекрасное, что я перезвонил Мерису и спросил, не хотят ли нас убрать из бытия вместе с сектором?
В общем, Дерена я проспал. Пока я со словарём изучал политические отношения между Содружеством и Империей, пилот свалился с нервным истощением.
Я только тогда и выяснил, что каждое утро он корректировал зоны очистки по карте, сообразуясь с собственными ощущениями, которые оказались точнее показаний зондов.
Корректировку эту затеял Неджел, за что по шее и получил. А Дерена пришлось временно сдать в медблок.
Дарайю мы тоже попытались отдать на растерзание медикам, но не срослось. Через час-другой она разругалась с главным медиком и вернулась к себе в палатку.
«Раки», так называют медиков за красную униформу, туда больше не допускались. Допускался Рос. Он и сообщил, что «Дара полагает медикаментозное лечение идиотским, и лучше к ней с этим не лезть».
Медики нервничали, но опасались взывать к разуму эйнитки, Рос предупредил, что она в таком состоянии может нечаянно и убить — с неё станется.
Главный медик сказал, что он умывает руки, на что Рос буркнул: «Ну, и мой чище».
Вот тут нам и сообщили, что к лагерю направляется местная правительственная делегация.
Грантсы выехали из ближнего райцентра на местных коротконогих лошадках, побрезговав нашим предложением перевезти их на шлюпках. Мы, как могли, подготовились к встрече — поставили дополнительные палатки, расширили, чем могли, меню.
Добирались незваные гости несколько суток. Я даже успел разыскать в своем багаже подаренный мне ритуальный кинжал и как раз вертел его в руках, когда дежурный просигналил, что видит человека на лошади.
Человек тут же ускакал, но я уже много читал на тот момент про Грану и догадался, что впереди ехал разведчик. Заметив нас, он вернулся к основной группе. Значит, скоро будем встречать…
И тут странная мысль родилась во мне ярко и неожиданно — словно током ударило.
— Ну-ка, найди Джоба, — сказал я болтающемуся за спиной сержанту. — Бегом!
Повертел в руках грантский клинок — он был, как и положено, трехгранный. Две грани — острые, третья тупая.
Подбежал связист и по совместительству специалист по реликтовому холодному оружию.
— На, — сказал я, протягивая ему кинжал. — Наточи, чтобы острыми были все три грани. Наточишь и передашь мне, через дежурного или сам, смотри по обстановке. Это срочно.
Джоб кивнул. Он ничего не спросил.
Тайэ, Цитадель
Маленький мастер сбросил у дверей теплую одежду и проследовал во внутренние покои — туда, куда не пускают чужих, и куда своим вход разрешён лишь по его приглашению. У мастера Зверей нет прислуги, кроме собственной тени.
Энрихе лежал в крошечной келье, мокрый от спадающего жара и тепла горящего камина. Он был укрыт тёплыми шкурами морского зверя.
Мастер, увидев его, удовлетворенно покивал — температура спала.
Охотники из Цитадели отыскали иннеркрайта ночью. Боялись — замёрзнет. Батарея костюма может работать без подзарядки часов восемь-девять, не больше, а к холоду он непривычен.
Но два хайбора, прижимались к человеку, согревая его. И отошли, недовольно рыча, только тогда, когда один из охотников заговорил с ними особенно низко, опуская голову, как это делает рассерженный вашуг.
Иннеркрайт рычал, огрызался, и возвращаться в Цитадель не хотел. Охотники сумели связать его и завернуть в шкуры, а вот переобуть не догадались, потому пальцы на ногах Энрихе всё-таки обморозил.