Он успел с утра вычистить перья всем нерадивым ординарцам, отдать под трибунал заворовавшегося интенданта и назначить трое суток карцера нерасторопному дежурному. Но настроение это ему не улучшило, напротив, приближающаяся официальная встреча давила на мозг и ворочалась ядовитым ежом в желудке.
Переговоры — ещё куда ни шло, но Cогласительная комиссия?
С чем это командующий эскадрой Юга собирается «соглашаться»?
И откуда у двух воюющих сторон могут взяться «взаимные» претензии?
Перемирие-перемирием, но это не мир, а всего лишь НЕ война! Может, ещё нанесённый ущерб начнём подсчитывать?
Риигхард Дегир рявкнул на связиста, только что подтвердившего идиотский приказ и удалился в полном смятении чувств, потому что официальный вызов «на ковёр» к Локьё не оставлял ему никаких лазеек к отступлению. Нужно было присутствовать, и всё тут.
Походив в раздражении по капитанской «Донатьеры», генерал набрал личный код старого приятеля, начальника военной разведки, генерал-полковника Навуходоносора Элиаса Лопеса, называемого друзьями просто Нави. (Это имя ему вполне подходило, ведь нави в старых сказках — жуткие всадники из самой Преисподней.)
Нави Лопес был хитёр и прозорлив, умел находить общий язык и с сильными, и со слабыми, а уши и глаза у него имелись даже в самых высоких кабинетах Империи, не говоря уже про Дома камня, набитые родственными связями, как цветок тахе семенами.
Если кто и понимал сейчас, куда и откуда дует ветер — то это он.
Личный канал генерал-полковника оказался занят. Но Дегир продолжал давить на кнопку коммуникатора, и ему всё-таки ответили, наконец.
Дежурный подключился с параллельной линии и сообщил, что вызов принят, а освободившись, генерал-полковник Лопес свяжется с командующим резервом сам.
Да, похоже, жизнь вокруг бурлит водоворотом, раз уж докатились отголоски и до резерва. Вот и Лопес занят…
Генерал Дегир сел, открыл бар и достал текилу. Коммуникатор пискнул, и он увидел, что приятель отписался: «Прилетай, если есть нужда. Граутер прислал отличное вино с Джанги. Вино, как и добрая беседа, отличное лекарство для больного желудка».
«Вот как? — подумал Дегир, — Нави боится точить лясы по сети?»
Но прогулка действительно могла развлечь, а беседа, может статься, и успокоит.
Беседа не успокоила.
Стояли разведчики рядом, в той же искусственной системе Реге, что и резерв. И прибыл генерал Дегир быстро.
Однако у Лопеса уже гостил кое-кто. Похожий на слюнявую жабу эрцог дома Ильмариина Симелин Эргот!
Риигхард Дегир вообще не любил иметь дело с эрцогами. Их психическое превосходство заставляло сердце сжиматься в постоянном нервном напряжении, словно он — приклеившаяся к паутине муха.
Даже если «ледяные аристократы» не говорили ничего раздражающего или обидного, всё равно подсознание накручивало сигнал за сигналом, склеивая липкие нити тревоги. И ты выходил с лёгкого званого ужина выпитый до самого дна, истерзанный дурными мыслями, с желудком, заполненным холодными комьями страха.
А уж если эрцог бывал недоволен…
Симелин Эргот, глава дома Ильмариина, зелёного «сердечного» камня, — был худшим вариантом из всех возможных.
Он являлся воплощением лишь отрицательных черт экзотианской аристократии — достоинствами природа обделила его совершенно. А жесткое воспитание, принятое в домах камня, не закалило психику, а изуродовало.
Симелин Эргот был низким, трусливым, продажным. Он пил энергию подчинённых, как и прочие «ледяные аристократы», но не обладал умом и предвиденьем Локьё, торговым гением главы дома Оникса, Измаила Пресохи или психическими умениями «кровавых ублюдков».
Дегир «закрыл лицо», лишив его всяческого выражения, и поприветствовал присутствующих.
— Садись, Риигхард, — пригласил Лопес. Он был без мундира, в забавной домашней шапочке и халате. Весь вид его говорил о безделии и беззаботности.
Это не означало ничего: начальник разведки работает, даже когда спит, антураж — не в счёт.
Возможно, предполагаемый разговор входил в его планы. Но раньше Нави не подставлял Дегира вот так откровенно, пригласив на личную встречу изуродованную воспитанием жабу.
Генерал воспроизвёл положенное приветствие, кивнул и уселся.
Эргот заквакал, что рад неожиданной встрече, улыбаясь неприятно и заискивающе, и три его подбородка задрожали в такт.
Риигхарду Дегиру хотелось отвернуться, но он выдавил вежливую улыбку.