— Ваши извинения приняты, — произнес он вслух традиционную формулу, снимающую возникший было конфликт.
— Спасибо, — устало ответил князь и, взяв в охапку свою провинившуюся жену, пошел прочь, а Ингвар занялся другими насущными делами.
Отдал распоряжение охране, кивнул Ие Злобиной, начавшей экспресс-опрос свидетелей, извинился перед гостями и, пригласил всех к столу. Так что пир, хоть и начался с некоторой задержкой, но все-таки начался, и дальше все шло по плану, ровно и без осложнений. В отсутствие Дарены, Ингвар принимал поздравления и подарки сам, хотя с удовольствием передоверил бы эту честь своей супруге. Однако единственная на данный момент законная жена появляться на почетном месте за столом отнюдь не спешила. Так что, в конце концов, ему пришлось пойти к ней самому.
«Как там? — вспомнил он по случаю поговорку из своего прежнего мира. — Если гора не идет к Магомеду, Магомед идет к горе? Но ты, деточка, не гора, и я научу тебя, как родину любить!»
На самом деле, он был зол. Дарена со своей тупой маменькой умудрились-таки испортить так хорошо начавшийся праздник. А все потому, что он все время спускал им их мелкие гнусности. Девочка-де молоденькая еще, не ведает, что творит. Но, если люди не понимают по-хорошему, то придется попробовать по-плохому. Ингвар быстро прошел по лестницам и коридорам замка и уже через пятнадцать минут стоял перед апартаментами Дарены. Постучал, подождал, толкнул дверь и вошел. В небольшой гостиной царил ужасающий разгром, — здесь явно не обошлось без применения силы, — и камеристка с расцарапанным в кровь лицом и синяками под глазом и на скуле безуспешно пыталась навести в комнате хотя бы видимость порядка.
— Она там? — кивнул Бармин на дверь в спальню. — Да, не кланяйся ты! Там?
— Да, господин, — опустила очи долу несчастная женщина.
— На теле, небось тоже синяки?
— Все нормально, Ваше сиятельство. Барышня просто…
— Иди к себе, приведи себя в порядок, — сказал тогда Бармин. — С меня вира за издевательство и побои, десять рублей. Иди, я сам разберусь.
Женщина постояла мгновение, как если бы не понимала, что он от нее хочет, но потом подхватилась и опрометью бросилась вон. Бармин дождался, пока за ней захлопнется дверь, запер ее на засов и пошел ко второй двери. Постучал, подождал, но ответа не было. Постучал снова, но и на этот раз ничего не произошло. Поэтому он просто вышиб дверь и вошел в спальню. Здесь тоже царил разгром, а Дарена в одном белье лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Плечи ее мелко подрагивали. Вероятно, она плакала.
«Истерика? Вполне возможно, но я ей не психиатр, — решил Бармин, постояв с минуту рядом с кроватью и слушая глухие всхлипывания, едва доносившиеся сквозь подушку. — Психиатр, извините, уже полгода, как мертв. А граф Менгден лечит женские истерики несколько иначе!»
— Дара! — позвал он, но девушка никак на это не отреагировала.
— Дара, встань и повернись ко мне лицом! Я повторять не буду! — предупредил Ингвар, но она проигнорировала угрозу, и тогда он поднял ее с постели силой, развернул и бросил на стену, прижав спиной к гобелену.
— Когда я что-то прошу, ты должна это делать, — сказал он ровным голосом, рассматривая ее зареванное, опухшее от слез лицо и широко распахнутые от страха глаза. — Когда я приказываю, ты делаешь то, что сказано, не раздумывая. Ты поняла?
— Я… Что ты?.. Да, как ты смеешь?
— Вижу, ты не поняла, — покачал он головой. — С сегодняшнего дня я твой муж и господин. Закон запрещает тебе искать помощи у отца или других родственников. Тем более, когда ты оскорбила мужа непослушанием, его веру — презрением, брачные обеты — кощунством, и кроме того участвовала в заговоре против меня.
— Молчать! — добавил он силы в голос, увидев, что она готова возразить. — За то, что, презрев мои просьбы, ты надела на свадьбу крест, я приговариваю тебя к десяти розгам. И не смотри на меня так. Сколько раз я объяснял тебе, что ты можешь оставаться христианкой, сколько пожелаешь, но не публично? Сколько?
— Два раза…
— Ты дура, Дарена, но на плохую память никогда не жаловалась. Я помню, как минимум пять раз, когда я объяснял тебе, почему это важно. Скажешь нет?
— Да… — почти шепотом ответила она. — Можно я встану на ноги?
— Я еще не закончил. Итак, я просил тебя не делать глупости, но ты сделала по-своему. Зачем ты надела крест? Или даже так, зачем ты его всем продемонстрировала? Я ведь не против, носи. Это твоя вера, но я объяснил тебе, почему это нельзя делать публично. Так почему?
— Маменька сказала…
— То есть, мнение своей матери ты поставила выше просьбы своего мужа. Ты же понимаешь, что этим ты выказала мне неуважение. Прилюдно, Дара. Да, еще в такой день!
— Я…
— За это ты получишь еще десять ударов розгами.
— Ингвар, но…
— Ты должна молить меня не о снисхождении, — холодно улыбнулся Бармин, — а о прощении за оскорбление и непослушание.
— Я…
— Не сейчас! — оборвал он Дарену. — Приведя попа, ты оскорбила мою веру. Тридцать ударов розгами?
— Что? — упавшим голосом пролепетала девушка.
— Шкуру спущу! — пообещал Бармин. — И это мы еще не дошли до заговора с целью убийства мужа. За это, милая, я имею право тебя убить.
— Т… ты… — кажется, до нее стало доходить, в какое дерьмо она вляпалась.
— Я твой муж и господин, Дарена. А потому спрашиваю, откуда взялся священник?
— Его… я… Маменька… Я не знала! — разрыдалась она. — Честное слово, Ингвар, я не знала.
— Но знала, что он придет?
— Да.
— Знала, что твоя мать обманула охрану?
— Да, — совсем уже упавшим голосом сообщила Дарена.
— Значит, ты нарушила мой приказ по поддержанию безопасности и поставила этим под удар не только меня, но и моих гостей. Раздевайся!
Он отпустил силу, и девушку кулем упала на пол.
— Встань и разденься донага!
— Мне… это не…
— Я твой муж и господин, не забыла?
Похоже, до нее стало доходить, что угроза порки реальна.
— А как же первая брачная ночь? — попыталась она выкрутиться.
— Ее не будет, — пожал он плечами. — После всего, что ты натворила, мне противно ложиться с тобой в постель. Тебе еще придется просить меня об этом, но прежде ты должна стать хорошей женой. Помнишь, с чего мы начали? Когда я что-то прошу, ты должна это делать. Когда я приказываю, ты делаешь то, что сказано, не раздумывая. Разденься и ложись на кровать лицом вниз. Это приказ!
Судя по тому, как она спешила, снимая с себя бюстгальтер, пояс и трусики, Дарена, наконец, поняла, что игры кончились. Разумеется, Бармин не собирался спускать с нее кожу, тем более убивать. Но считал необходимым надрать этой дуре задницу так, чтобы сидеть не могла, да и по спине не мешало бы пройтись. Для острастки, так сказать, для лучшего усвоения полученных уроков. Розог у него, впрочем, не было, но зато в одном из шкафов нашелся подходящий хлыст, с которым Дарена выезжала на конные прогулки. Вот им он и расписал ей «тыльную сторону», и, следует признаться, не без удовольствия, чего, на самом деле, от себя никак не ожидал.
— Из апартаментов не выходи, — сказал, закончив. — Вечером придет избитая тобой камеристка, принесет поесть, но к этому времени изволь здесь прибраться, а то даже смотреть противно. Завтра поговорим.
Глава 6 (1)
1. Двадцать второе-двадцать третье сентября 1983 года
День был долгий и в меру утомительный. Застолье продолжалось часов до десяти вечера, когда Петр и Варвара улетели на геликоптере в свой замок Устье на озере Кубенском. Всех присутствующих сильно напрягало отсутствие Дарены Менгден, но спросить об этом прямо не решился никто. Общее мнение, как докладывали агенты службы безопасности, сводилось к тому, что Ефросинья Глинская и ее дочь получили от мужей нагоняй и уединились в покоях новобрачной. Не слишком вежливо, не очень красиво, — одним словом, моветон, — да и странно как-то пропустить собственную свадьбу. Но, с другой стороны, чего еще можно было ожидать после устроенной Дареной и ее матерью вздорной выходки? Демонстрация намерений оказалась слишком яркой, оскорбительной и очевидно неуместной, чтобы спустить все на тормозах. Сам же Бармин, выпив подряд три восьмидесятиграммовых стопки коньяка, наконец, успокоился, расслабился и с этого момента просто отдыхал, наслаждаясь праздником. Слушал музыку, а ее было много, — даже Натали преподнесла им с Варварой подарок, исполнив совершенно новую, посвященную Менгденам песню, — вкушал разнообразные яства, пил горькую, перейдя с коньяка на водку, шутил и даже пару раз танцевал. В общем, ему было хорошо, и он думать забыл о скверной выходке своей теперь уже законной супруги, и вспомнил об этом лишь тогда, когда проходил мимо двери в ее апартаменты. Вспомнил, поморщился и пошел дальше.