— Вы имеете в виду шлюх? — решил уточнить Ингвар, удивленный тем, что женщины в этих цивилизованных местах все еще являются ходовым товаром.
— Не только, — тем же спокойным, практически равнодушным тоном ответила госпожа Тулупова. — Проститутки — это, само собой. Также завозят рабынь, в основном, с Балкан и из Канадских провинций Франкии, и еще, разумеется, невест… Рынок невест, как известно, растет очень быстро.
— У нас, что, своих женщин уже не хватает?
— Как посмотреть, — чуть пожала плечами госпожа дознаватель. — Невест для неодаренных представителей среднего класса хронически не хватает. Образованных с приятной внешностью наложниц тоже. Мой покойный супруг купил как-то одну такую. Немка, молодая, ей тогда лет шестнадцать было, красивая, восемь классов гимназии и на трех языках говорит. Сейчас у меня в доме она управляет всем хозяйством.
«Что это за мир? — в очередной раз поразился Бармин. — Что у них, вообще, здесь творится? Женщина-прокурор открыто держит в своем доме рабыню? Вообще, берега попутали!»
Ингвар уже свыкся с тем, что у него есть крепостные и что, как минимум, часть из них являются именно бесправными холопами в духе классического крепостного права в Российской империи XVII–XVIII веков. Но рабы? Насколько ему было известно, в Африке и Азии полуофициальное рабство сохранялось в его прежнем мире даже в просвещенном двадцать первом веке, а неофициальное вполне себе процветало на территории наиболее развитых демократий мира — Англии и США. Так что, наверное, он зря удивляется, пора бы понять, в его прежнем мире было никак не меньше говна, чем в этом. Оба хороши, и слава богам, что сам он и там, и здесь находится выше уровня, растекающегося во все стороны дерьма.
— Я вас понял, Анна Матвеевна, — сказал он вслух. — Синдикату можно заказать мою датскую родню?
— Нет, — позволила себе легкую улыбку женщина, — но Ходоки могут собрать для нас всю необходимую информацию. Не бесплатно, разумеется, и только, если к ним обратится правильный человек. Такие услуги, как «разведка на местности» в обычный прейскурант не входят. Но у меня, скажем так, остались в их среде кое-какие контакты.
— Датчанам не продадут? — поинтересовался полковник Кальф-Калиф.
— Предать может любой, — дернула губой Злобина. — Стопроцентной гарантии не даст никто, но опыт показывает, что в большинстве случаев на ходоков можно положиться. У них существует своя корпоративная этика, к тому же нарушение заключенного договора больно бьет по репутации. Поэтому, если задание окажется им не по зубам или, скажем, опаснее, чем предполагалось в момент заключения сделки, ходоки могут разорвать контракт, вернув задаток, заплатив пенни и принеся соответствующие случаю извинения. Такое случается редко, но все-таки случается. И для ходоков такой исход предпочтительнее обвинения в предательстве доверия. Это крайне важный нюанс. В одном случае — всего лишь потеря лица, в другом — позор. Потеря лица неприятна, но приемлема. В конце концов, любой может переоценить свои возможности, главное потом это честно признать. Репутационные потери в этом случае гораздо ниже, чем при обвинении в двурушничестве.
— Что ж, — кивнул Бармин, — если нет дополнительных вопросов и возражений по существу вопроса, предлагаю поручить госпоже Тулуповой проведение операции «Контакт».
Никто не возражал, и майор Злобина перешла к следующему вопросу — что делать с Союзной ратью? Здесь дела обстояли совсем иначе, чем с датскими родичами. Силы и средства трех княжеств были хорошо известны, как известен был теперь и мотив их враждебных действий. Все упиралось в земли графства Менгден, как и века назад, все еще формально являвшегося последней в империи Выделенной Стороной. Понятие это просуществовало на Руси всего триста лет, с XIV по XVII век и в реалиях формирующейся Великорусской Империи означало Суверенный Дом. Закон, таким образом, приравнивал графство к удельному княжеству, а графов Менгден к удельным князьям. Однако исторический казус состоял в том, что выделилась Вологодская сторона, превратившаяся позже в графство Менгден, из Новгородской республики, ставшей княжеством, прихватив между делом кое-какие территории, принадлежавшие прежде Ярославскому, Ростовскому и Галицко-Дмитровскому княжествам. Новгород с потерей смирился, тем более, что стал столицей империи, а вот «ободранные, как липка» соседи все никак не могли угомониться. Однако Менгдены мало того, что были сильны сами по себе, всегда имели сильных союзников и, кроме того, за ними стояли весь клан Менгденов и Северная марка[80]. И статус-кво[81] сохранялся бы и дальше, однако затем случилось подавление несостоявшегося мятежа, Карл Менгден был казнен, Сигурд лишен имени и вся эта политическая структура, вроде бы, развалилась, а у трех княжеств появились кое-какие перспективы. Однако пока Вологодский край находился под властью князя Северского, у всех, кто зарился на земли, входившие в графство, руки были связаны, поскольку идти войной на племянника, а позже — брата императора было им не с руки. Вроде бы, не государственное преступление, не мятеж против короны, а все же «очко играет». Однако появление Ингвара развязало им руки. Закон позволял княжествам выступить со своим «протестом», вот они и выступили. Однако первая атака не удалась, а воевать на территории Суверенного Дома — это не то же самое, что напасть на замок княгини Кемской. Теперь уже Ингвар мог им ответить и, к слову сказать, кое-что в этом направлении успел предпринять. Бойцы разведгруппы его собственной дружины взорвали ликероводочный завод в Костроме, приносивший князю Ярославскому довольно приличный доход. Хороший удар, одних старых водок на складах сгорело на полтора миллиона золотых рублей. И это были всего лишь цветочки. Ягодки будут, когда Ева Менгден закончит формирование, комплектацию и обучение трех отдельных разведывательно-диверсионных групп специального назначения. Отряды эти должны были быть небольшими, — максимум взвод, — но укомплектованы отлично обученными профессионалами и вооружены по высшему разряду. Их предполагалось использовать для операций устрашения, то есть безжалостного террора на территориях Ярославского, Галицко-Дмитровского и Ростовского княжеств. Конечно, существовала опасность втягивания в долгоиграющий вооруженный конфликт с ответками, регулярно прилетающими со стороны противника. Однако никакого другого способа прийти к «полюбовному» соглашению, по-видимому, не существовало.
Фронтального наступления классического типа не будет, эту возможность закрыл императорский указ, и значит, обеим сторонам остается всего лишь понемногу гадить друг-другу, не переходя известной черты. Однако в этом случае, противник будет использовать уже имеющиеся формирования, состоящие из людей, успевших «состариться» на службе в мирное время. А Бармин уже вскоре сможет послать против них молодых волков, то есть тех, кто еще не растерял азарт молодости и не утратил гибкости мышления. Впрочем, кавказские барсы Субат-ханум в этом деле тоже должны сыграть свою роль. Лучших полевых разведчиков и диверсантов нет ни в одном из соседних княжеств. Однако за все в жизни приходится платить, и за подлинную дружбу с семьей Тухчар тоже. Ингвар обещал матриарху рода провести обряд Единения. Частью же соответствующего обряда станет ритуальное лишение девственности дочери Субат-ханум Хатун. А это, в свою очередь, означало, что если Бармин умудрится заделать юной красавице ребеночка, — а вероятность такого исхода была крайне высока, — то в прайде Тухчар появится или будущий великий воин, вполне возможно, обладающий, как и его отец, стихийной магией, или барс-оборотень, способный не только оборачиваться, но и колдовать.
«Такие дела, — подвел Ингвар итог своим размышлениям. — Положение обязывает, и все такое!»
— С этим более или менее разобрались, — сказал он вслух, выслушав предложения собравшихся по поводу усиления безопасности, как в графстве, вообще, так и в замке, в частности. — Увеличиваем численность дружинников, одновременно усиливая их огневую мощь. Не забываем о разведке и активной контрразведке, укрепляем кадровый состав службы безопасности, группы быстрого реагирования и управления специальных операций. С этим все согласны?
80
В этой (альтернативной) реальности, Северная марка или Западная пятина — древнее надгосударственное образование на северо-западе Великорусской империи, которое едва не стало королевством, наподобие Швеции или Дании, но не сложилось. Однако императоры всегда соблюдали ее права на автономию. Территория марки огромна: от Ревеля на юго-восток до Юрьева и на юг через Изборск на Полоцк, затем на северо-восток на Торопец и наконец на север через Старую Руссу, минуя Новгород на Орехов и Корелу, а затем на запад до Выборга. Во главе марки стоял не маркграф, как это принято на западе Европы, а хёвдинг (племенной вождь у германских и скандинавских народов), которого позже стали называть конунгом, а еще позже — князем Острожским. Острожские же породнились с Менгденами, так что Ингвар имеет право на титул князя Острожского (см. книгу I).