- Ладно, тогда. – Бармин открыл бутылку, налил, - себе побольше, Ульрике – поменьше, - и вернулся к жене.
«Жена… Такое дело».
- Слушаю тебя! – протянул ей бокал.
- Извини!
- Ты это уже говорила, - напомнил Бармин, садясь в кресло, стоявшее напротив кресла Ульрики. Посмотрел на нее, закрыл глаза, подышал носом и снова посмотрел. Красивая женщина, и явно раскаивается, но ему-то что с этим делать? Так и будет раз за разом делать глупости и выводить его из себя, а потом каяться и просить прощения? Но, с другой стороны, они даже развестись не могут, и разъехаться в разные стороны пока не получится. Война на носу, враги под каждым кустом, да еще и брачный контракт, предусматривающий исполнение супружеского долга, «как минимум, до рождения общего ребенка».
«Помириться что ли?»
Возможно, он зря завелся. Не надо было, наверное, начинать этот конфликт. Но, если честно, Бармин дико устал. Он ведь еще после своей полноформатной войны не полностью восстановился, а тут Западная пятина, которую нежданно-негаданно отдал ему сильно не любивший Менгдена великорусский император, коронация Карла Августа, судебный поединок и, наконец, свадьба. Накопилось, да и обиделся он на Ульрику, хотя, боги видят, обида была насквозь детская. Шел в покои кронпринцессы, надеясь спустить пар. А ему не обломилось, вот и «рвануло». А дальше-то что? Это же очевидно, что ей уже не измениться, но и ему тоже меняться не с руки.
- Я же не сделала ничего по-настоящему плохого! – заговорила наконец женщина. – Ну, расстроилась… Испугалась… Но я же не при посторонних. Хотела… Да, не знаю я, чего хотела. Ты прав, на самом деле. Просто шизофрения какая-то. Умом понимаю, что ты не просто так претендуешь на главенство в семье, но потом…
«Ну-ка, ну-ка! А подробнее?» - Бармин выпил все, что было у него в бокале одним глотком, перехватил удивленный взгляд кронпринцессы, пожал плечами и пошел за новой порцией.
- Извини, если перебил, - сказал он, не оборачиваясь. – Я тебя внимательно слушаю.
- Если честно… Ты… Да, неважно уже! – бросила коротко ему в спину. - Ты Дарену простил, а меня из-за ерунды мучаешь!
- Дарена – ребенок, - объяснил Бармин, наливая себе кальвадос. – Плохо воспитанный, избалованный ребенок. Да и не умная она. Не дура конечно, но и не семи пядей во лбу. Но простил я ее не поэтому. – Он закурил и повернулся к Ульрике. – Она на войне себя хорошо показала. Прибыла оперативно, распоряжалась толково, ходила в атаку. А после окончания военных действий, когда я в коме лежал, помогала рулить хозяйством. Одним словом, реабилитировала себя. Не мог я ее не простить.
- Я не могла прийти на помощь, - устало выдохнула кронпринцесса. – Карл Август запретил. Швеция не может вмешиваться во внутренние дела империи.
- Я знаю, - кивнул Бармин. – Никаких претензий.
- И потом тоже не могла прилететь…
- И снова, без претензий, - подвел черту Ингвар. – Я тебе про Дарену рассказал не в укор, а для того, чтобы объяснить, почему простил. К тебе претензия только одна: твой взгляд на меня.
- Я извинилась!
- Ты не понимаешь, - покачал он головой. – Есть вещи, которые делать нельзя. Никогда, ни при каких обстоятельствах.
- Что, например?
- Нельзя смотреть на меня, как на ребенка. Только снизу-вверх или глаза в глаза, но никогда сверху-вниз. В конце концов, я только-что выиграл войну! И прибил в поединке одного из сильнейших магов Дании. А ты, взрослая тетенька и капитан-лейтенант флота смогла бы?
- Боюсь, что нет, - честно признала Ульрика. – Не потянула бы. Ни одного, ни другого.
- То есть, все, что ты можешь мне предъявить, это твой возраст, который в случае женитьбы отнюдь не достоинство.
- Ну, да… - уныло кивнула женщина. – Старуха, а туда же… И даже дать мужу вовремя не смогла…
- А знаешь, что, - решил Бармин не щадить ее самолюбие, - так все и обстоит, на самом деле, если без экивоков и эвфемизмов. Не юная девица и к тому же испортила первую брачную ночь.
- Не удивляйся, - продолжил через секунду, глядя на ошарашенную его заявлением женщину. - Лучше посмотри на мои дела так, как вижу их я. Мария девушка молодая, но сильный маг. Отважна, свирепа в бою и соображает быстро. Я был с нею в деле. В нескольких эпизодах, в одном из которых, вернее, в двух она спасла мою задницу. Елена и Ольга старше. Возможно, чуть мудрее, образованнее, серьезней. С ними в бою я тоже был. Я с ними, они со мной. Варвара, вообще, и старше, и умнее всех остальных. И сражается, когда надо, отважно. Неплохо бьется, хотя по характеру Дара, вообще, целительница. И ни с одной из них я не чувствую себя младшим, а ты это буквально проецируешь, даже когда этого не осознаешь. Не хочешь, но по факту делаешь. И, если кто в этом деле дурак, так это я, потому что заранее знал, что так все и будет. Знал и все-таки согласился женится. Ты же помнишь наш разговор в Ниене?
- Помню, - признала Ульрика с едва ли не горестным вздохом. – Ты оказался прав, а мои обещания, получается, пустой звук.
- Я не могу заставить тебя силой быть такой, как я хочу, - продолжил Бармин. - Все зависит от тебя. О любви речь не идет. Мы чужие люди, с очень разным взглядом на мир, не говоря уже о личном опыте. Но я готов идти тебе навстречу, и, между прочим, делаю это раз за разом, а когда ты наконец сделаешь что-нибудь для меня?
- Я же спала с тобой тогда в твоем замке!
- Я должен сказать тебе за это спасибо?
- Нет, но…
- Прежде всего, это было твое желание, Рикке. Твое, а не мое. Я тебя в постель силком не тащил. Инициатива была полностью твоей. И в гости, к слову, я тебя не звал. Сама напросилась. Вернее, упала, как снег на голову. А сегодня ты даже не позволила мне как-то начать с тобой нормальные отношения. Все, чего ты хотела, это высказать мне свое «фэ». Мое желание обладать тобой в расчет не принималось. И это после тяжелого боя и в день свадьбы. А сегодня, между прочим, все могло быть иначе. Я тебя честно хотел.
- Я не…
- Ты просто не хотела, - пожал он плечами. – Хотела бы, сначала дала, а потом бы стала выяснять отношения.
- Что ты! – вскинулась Ульрика. – Если хочешь…
- Уже не хочу, - оборвал ее Бармин. – Если еще раз такое сделаешь, пеняй на себя. Лучше скажи прямо: нет настроения, не хочется. Но так, как сегодня, больше не будет. Хочешь жить со мной по-человечески, учись думать, что делаешь и когда делаешь. Я больше внушений тебе делать не буду. Просто ты будешь жить в одном месте, а я в другом. Ребенка я, раз обещал, тебе сделаю, но дальше живи сама, как знаешь. Впрочем, это, возможно, именно то, чего ты на самом деле хотела с самого начала. Это так?
- Нет, конечно! – возмутилась кронпринцесса. Однако, иди знай, насколько искренним было ее возмущение, и что именно ее возмутило, если все-таки его слова не оставили ее равнодушной: подозрение, что этот брак интересовал ее только с технической стороны, - рождение законного ребенка, - или то, что Бармин ее разоблачил.
- Тогда тебе придется мне это доказать, - сказал он твердо.
- Я…
- Не торопись обещать, - прервал ее Ингвар. – У тебя осталась всего одна попытка, и другого шанса не будет. А теперь, извини, я в душ и спать.
И он сделал ровно то, что сказал. Принял душ и лег спать. Нервы он успокоил еще раньше, а в ванной добавил еще грамм триста крепкого алкоголя и, в результате, совершенно успокоился. А без секса он мог вполне обойтись. Спать с женщинами приятно, спору нет. И аппетит у него такой, что на троих рос, а достался одному. Но это не значит, что у него нет воли. Есть и еще какая! Не мальчишка, чай, не прыщавый гимназист. Вполне может обойтись без женщины, и не только сегодня.
«Но наложницу, наверное, придется все-таки завести… - решил засыпая. – Сейчас бы трахнул, и никто не был бы в обиде… Протокол не нарушен, все в пределах установленных правил, и пар мог бы спустить…»
[1] Тул - наименованию жреца-прорицателя («священного оратора», «поэта»).
[2] Хёвдинг - племенной вождь у германских и скандинавских народов. Хёвдинг и конунг - предводитель военной дружины, военный вождь - изначально совершенно разные титулы, которые носили разные люди. Хевдинг исполнял свои функции постоянно, конунга же выбирали изначально только на время войны или для иной важной миссии. Видимо, лишь во время Великого переселения народов «должность» конунга стала постоянной, а затем из неё развился институт королевской власти. Менгдены тоже стали конунгами, а затем и графами Божьей Милостью отнюдь не сразу.