Между тем, конвертоплан снизил скорость и, заложив пологий вираж, приблизился к замку. Затем, перейдя в режим геликоптера, он плавно приземлился на вертолетную площадку близ главных ворот. От моста через ров к ним тут же подъехали два автомобиля и в считанные минуты доставили гостей замка во внутренний двор Роннебю слот практически к самому красному крыльцу, хотя здесь, в Швеции, парадный вход в палас наверняка называется как-нибудь по-другому. Вообще-то, Бармин был не прочь прогуляться до крыльца ножками, но вмешались проблемы с этикетом и безопасностью, и эти несчастные триста метров пришлось ехать в бронированном лимузине. Впрочем, он не роптал, сидя в салоне представительского «Langskipа»[1] и прислушиваясь к своим ощущениям. А они, следует отметить, продолжали удивлять. После первого знакомства, Источник, если так можно выразиться, снизил интенсивность сигнала и ощущался теперь, как некий добровольный сопровождающий, идущий следом, все время оставаясь при этом где-то за правым плечом. Во всяком случае, так воспринимал его присутствие Бармин. Спрашивать об этом Варвару он не хотел, - это была их общая тайна, в которую он не хотел посвящать никого другого, - но по некоторым признакам она тоже продолжала «слышать» замок, хотя, возможно, уже не совсем так, как это было в самом начале. Понимая ее состояние, - удивление, тревогу, возможно, разного рода опасения, - Ингвар при переходе из конвертоплана в автомобиль успел коротко, но со значением пожать ей руку, что, судя по всему, оказалось для Варвары необходимым и весьма своевременным знаком поддержки. Женщина явно успокоилась, расслабилась и далее вела себя так, что никто, не знавший подоплеки событий, не усомнился бы в том, что у нее все в порядке и она вполне наслаждается экскурсией по замку.
А замок, следует заметить, стоил того, чтобы его осмотреть. Он не был, разумеется, братом-близнецом цитадели Менгденов в Усть-Угле, но что-то общее между Беровым кромом и Роннебю слот не заметить было сложно, и речь не о том, что строили их в одну и ту же эпоху, и предназначались они, прежде всего, для защиты своих хозяев от нападения. Общими были аура древней силы и северный варяжский стиль, прослеживавшийся, как в архитектуре, так и во внутреннем убранстве. Так что, прогулявшись по замку, Бармин получил удовольствие и от интерьеров, в отделке которых было много дикого камня и резного дерева, и от хранившихся здесь коллекций живописи, скульптуры и холодного оружия. Но главное действо ожидало его в основании донжона. Здесь в цокольном этаже огромной восьмигранной башни была выставлена на обозрение частная коллекция королевской семьи, состоявшая из рыцарских доспехов едва ли не всех времен и народов: от хауберков викингов до миланского и максимилиановского[2] доспехов, и от японских самураев до чукотских воинов. Впечатляющее собрание, в особенности, для тех, кто разбирается в предмете. Бармин с вопросом был знаком весьма посредственно, но впечатлился даже он. А потом, как-то так вдруг вышло, что среди экспонатов выставки остались гулять лишь они с Варварой, вдвоем, тогда как все остальные экскурсанты, включая герцогиню Сконе, даже не заметив, что потеряли кого-то в пути, ушли дальше, поднимаясь по лестнице наверх.
«Отряд не заметил потери бойца…»
Бармин изменение ситуации заметил буквально в последний момент, но все-таки обратил на это внимание и насторожился. И, как тут же выяснилось, сделал это как раз вовремя, потому что в следующее мгновение из-за витрины с очередным ратным железом к ним с Варварой вышла высокая крепкого сложения темноволосая женщина, одетая в древний нормандский доспех. Вышла, постояла пару мгновений, окидывая Менгденов оценивающим взглядом синих, как море, глаз, и наконец заговорила:
- Передай моей сестре, воин, что я не претендую на ее род, - сказала она глубоким звучным голосом, казалось, исходящим из самых недр ее прикрытой стальным панцирем груди. – Мне надо сказать вам обоим нечто важное, оттого и пришла. Ты правильно сделал, Менгден, что женился на моей девочке. Она еще молоденькая и дура дурой, но я ей мозги вправлю. Слово Вар! Но ты… ты ведь взрослый… - сделала она многозначительную паузу перед тем, как произнести его имя, - Игорь/Ингвар. Будь к ней снисходителен. Остальное приложится, и ваша дочь станет самой великой королевой Швеции в истории.
Помолчала, давая ему, верно, оценить сказанное по достоинству, чем Бармин, на самом деле и был занят, прокручивая в уме озвученные богиней смыслы и пытаясь угадать, зачем ей такие сложности, если все равно то, чего она хочет, уже практически свершилось. Он женился на «ее девочке», которая, на его взгляд, уже не так юна, чтобы считаться ребенком. Но, возможно, у богини на этот счет имеется свое мнение, и не ему с ней спорить. Кто он, и кто она! Разные весовые категории, где-то так.
- Ты, Барбара, дщерь севера, - продолжила Вар после паузы. - Помоги брату отстроить разрушенное.
И замолчала, словно приглашала говорить.
- По твоему слову, великая, - поклонился Бармин.
- Сделаю все, что смогу, - пообещала, поклонившись в свою очередь, Варвара.
- Что ж, - улыбнулась Богиня-воительница, - быть по сему. И мой дар вам обоим на удачу! Тебе, девочка, сразу, а ты, Бьёрн[3], свой позже найдешь. Не сомневайся…
И все, собственно. Сказала и исчезла, как не было. Была и вот уже нет. Но при этом у Бармина возникло такое ощущение, что ему разом вскипятили кровь и наполнили легкие чистым кислородом.
«Она назвала меня Бьёрном или все-таки медведем? - спросил себя Ингвар, отдышавшись и смахнув со лба капли пота. – Вспомнила Бера Тяжелую руку[4]? Но почему, тогда, его, а не Дари Маленького Волка, как основателя рода Менгденов, или сына Марены - Ретвина Копье Богини?»
Вопросы. Но так и должно, верно, происходить, когда боги вмешиваются в дела людей. Одно было ясно, Вар знала, кто таков на самом деле Ингвар Менгден, и ей это ничуть не мешало.
«Уже хорошо!» - отметил Ингвар, но уже в следующее мгновение ему стало не до теории, потому что он увидел, какой по истине королевский подарок сделала богиня Вар им с Варварой. Слабенький ореол стихийной магии, каким еще пару минут назад могла похвастаться его сестра, сменил цвет и обрел едва ли не вещественную насыщенность.
«Ультрамарин… - вспомнились ему записи Ингвара Менгдена третьего своего имени, - Ультрамарин, ради всех асов и их дома в Асгарде!»
Если, «выпив» кучу «горячих» камней, Варвара смогла всего лишь пробудить в себе Дар стихийной магии. «Дотянулась до планки» так сказать, - что позволило ей вступить в контакт с замком в Усть-Угле, - то сейчас, если судить по цвету ауры, у нее уже был, как минимум, пятый или, возможно, даже шестой ранг, и она превратилась, пусть и не в очень сильную, но все-таки такую же колдунью, как сам Ингвар. Густая, насыщенная аура цвета ультрамарин указывала на это самым недвусмысленным образом. Теперь, скорее всего, Варвара сможет встретиться с Мареной лицом к лицу, и, значит, у Менгденов появился еще один сильный боец и маг, способный активно помогать Ингвару в управлении графством. Кто-то, кто сможет напрямую контактировать с Усть-Углой и Источником Менгденов.
«Серьезный дар, - признал он мысленно. – И все это всего лишь за то, что мы поддержим ее «девочку»? Спорно, но приемлемо… Или я просто чего-то не понимаю?»
- А ну-ка, Аря, взгляни на меня! – попросил он, вспомнив, что сама Варвара вряд ли сможет сразу понять, что с ней сотворила чужая богиня.
- Это была Вар? – спросила она, оборачиваясь. – О! Ты же светишься! – обалдело распахнула Варвара свои прекрасные глаза.
- Отлично, - подбодрил ее Бармин. – Какого цвета у меня аура?
- Очень плотная и насыщенная…
- Ну же! – поторопил ее Бармин. – Какого она цвета?
- Кобальт…
«Кобальт – это выше восемнадцатого ранга… Сильно выше…» - сейчас рядом с ним появился, наконец, человек, способный рассказать Бармину про его собственную ауру. Жена Федора альва Екатерина тоже видела его ареол, но не так отчетливо, как Варвара, так как ее стихийное колдовство было все-таки иным. То была не человеческая, а эльфийская магия, - если что, - а вот Варвара теперь стала не только магессой, имея в виду стандартную людскую магию, но и колдуньей, как Бармин и его нынешняя жена. Но с Ульрикой у них с самого начала все было непросто. Поэтому он ей свою ауру пока не показывал, как, впрочем, и она ему свою.