«Там же еще, наверняка, полно кафе и ресторанов, — прикинул в уме Бармин, — кинотеатров, театров, баров и борделей, яхт-клуб, теннисные корты и много чего еще, за что хозяева платят тому, кому принадлежит земля, а заодно и власть».
— К востоку от Выборга нормальные пахотные земли, — сказал он вслух, ткнув пальцем в район, обведенный красной линией.
— Доля в Выборгских судостроительном и судоремонтном заводах выглядит гораздо заманчивее, — озабоченно нахмурила брови Мария, перебиравшая доставленные фельдъегерем документы. — А там еще порт, между прочим.
— Деловая ты моя! — улыбнулся Бармин, неожиданно растроганный ее скрупулезностью. — Хорошо тебя родители учили!
— Я готовилась принять стол в Полоцке, — пожала плечами Мария. — Правящая княгиня должна соответствовать, а не то все разворуют, к бесовой матери, и никакой статус не поможет.
— Ната! — окликнула она свою камеристку. — Скажи там, пусть сварят кофе, как я люблю.
— Мне тоже, — поддержал супругу Бармин. — И что-нибудь эдакое к кофе, пожалуйста. Может быть, чуточку граппы?
— Тогда, мне тоже! — тут же оживилась Мария. — Граппа — это хорошо! Стравеккья[123], да? — повернулась она к мужу.
— Да, — кивнул он, — но только совсем немного. — Нас же в аэропорту встречать будут. Негоже пьяными к хозяевам выходить!
Под кофе и граппу они рассмотрели план Выборгской крепости, так же перешедшей во владение Бармина, и список принадлежавших Бармину, как князю Острожскому, произведений искусства, временно, — до особых распоряжений, — выставленных в музеях Ревеля, Ниена[124] и Выборга. Большинство художников и скульпторов были Ингвару незнакомы, и этот пробел в образовании тоже следовало закрыть, как можно скорее. Однако, другие таланты появились, как в том мире, так и в этом. Дюрер, например, Питер Брейгель Старший или Кранах.
«Достойные имена, — отметил Бармин мысленно. — Дорогая коллекция…»
В общем, они с Марией так увлеклись исследованием своих новых богатств, что даже забыли о времени. Но им, разумеется, напомнили. Первый пилот вышел к ним в салон и сообщил, что через полчаса они будут садиться в аэропорту Ландветтер, где их ожидает торжественная встреча.
— Спасибо, Август Борисович, — поблагодарил своего шеф-пилота Бармин и сразу же объявил «аврал».
Ему-то самому одеться и десяти минут не возьмет. Другое дело Мария. Ей, тем более, по зимнему времени, — а конец ноября в этих широтах вряд ли сильно отличается в этом смысле от начала декабря, — чтобы выглядеть достойно, требовалось гораздо больше времени. Однако Мария его удивила. Не в первый раз, впрочем, и снова по-хорошему. Оделась быстро, и к тому моменту, как конвертоплан замер на бетоне аэрополя, двигатели замолкли, и бортинженер распахнул люк, к которому тут же подъехал трап, она уже стояла рядом с ним. Сам Бармин одел поверх костюма-тройки длиннополое черное пальто из кашемира, которое не стал, впрочем, застегивать, и белый шелковый шарф, а голову оставил непокрытой. Мария была в манто из мангазейского соболя и тоже с непокрытой головой, но в ее случае на то имелась более веская причина, чем нежелание надевать шапку. Ее голову украшала княжеская корона, — облегченная, а не церемониальная, — украшенная изумрудами и жемчугом, но все-таки корона.
— Ну, что, красавица, готова?
— Пошли уж, — улыбнулась Мария.
— Тогда, за мной!
Бармин спускался по трапу первым, Мария шла следом за ним, а на бетоне посадочного поля их ожидала представительная делегация, в которой затянутых в мундиры мужчин было гораздо больше, чем штатских. Женщина же была всего одна. В центре композиции и несколько впереди остальных встречающих стояла герцогиня Сконе. Она снова была в парадном мундире офицера ВМФ Швеции и, как и все остальные военные, в фуражке, но без шинели. Зато орденов на ней сегодня было столько, что глаза разбегались от блеска золота и бриллиантов. Впрочем, Бармин знал, боевых орденов у нее всего два, и это более, чем достаточно для человека, являющегося всего лишь офицером-резервистом. Остальные ордена прилагались к ее высокому титулу или были иностранными наградами, вручаемыми членам королевской семьи из уважения, а не за заслуги.