Я поступил глупо.
Я глубоко сожалею и прошу прощения за свое легкомыслие; за то, что причинил тебе боль.
Скажи только слово, и я вернусь в Париж. И не потребую ничего больше, чем наши заветные вечера вместе. Я здесь, в Венеции, до этой пятницы.
Я пойму, если ты скажешь «нет», и больше не побеспокою тебя, если таков будет твой ответ.
Думаю о тебе с бесконечной нежностью.
Со всей моей любовью.
Я добавил постскриптум, указав адрес своего отеля на случай, если она захочет послать ответную телеграмму. А потом со мной можно будет связаться через «Американ Экспресс» в Афинах.
Я не надеялся на то, что она ответит.
Она и не ответила. Ощущение потери усилилось. И Венеция – самый призрачный, зловещий и заболоченный из всех городов – лишь усугубляла мою безмолвную скорбь.
В последний день моего венецианского заточения мне пришлось выписаться из отеля еще до полудня. Я оставил свой рюкзак на стойке регистрации и направился в маленькое кафе неподалеку, чтобы пообедать дешевой пастой. Я выпил два бокала вина. Потом вернулся в отель, чтобы забрать свой багаж и ехать на речном трамвайчике в порт. Хозяин гостиницы протянул мне желтый конверт.
– Доставили пять минут назад, – сказал он. – Вам повезло… или нет.
Понятное дело, ведь телеграмма всегда является источником хороших или плохих новостей.
Я вскрыл конверт. И прочитал.
Сэмюэль, твое послание тронуло меня… Как бы ни прошли те последние наши часы вместе, пожалуйста, знай, что, когда ты вернешься в Париж, я буду рада видеть тебя на рю Бернар Палисси, 9. Во второй половине дня, bien sûr53.
Je t’embrasse54.
Во второй половине дня.
Видимо, такова уж наша судьба. Изабель снова пыталась сказать: это все, что я могу тебе дать. Я отбросил ненавистную мысль. Заменив ее осознанием:
Она впускает тебя обратно.
Я сунул телеграмму в карман. Спросил у парня за стойкой разрешения оставить сумку еще на несколько часов и пошел в туристическое агентство, где покупал билет на корабль. Мне позволили за небольшую плату обменять его на билет в вагон второго класса на вечерний поезд до Парижа. Затем я поспешил на почту и отправил телеграмму.
Вернусь в Париж завтра поздно вечером. Je t’embrasse fort55.
Я позвонил в гостиницу, где проживал в Париже. Администратор сказал, что мой прежний номер освободится завтрашним вечером. Я забронировал его на следующие десять ночей. Осталось решить последний бытовой вопрос. Найти офис TWA56 и забронировать билет на обратный рейс в Штаты. С вылетом через одиннадцать дней. Беспосадочный перелет из Парижа в Нью-Йорк на «Боинге-707», затем стыковочный рейс в Миннеаполис. Моя летняя подработка начиналась первого июня. Секретарь судьи написала мне в Париж через «Американ Экспресс» за несколько недель до моего бегства, сообщив, что нашла мне жилье в небольшом отеле прямо напротив офиса судьи; и что я буду работать сорок часов в неделю, получая сто долларов; проживание в отеле оплатит фирма, но все остальные расходы предстоит покрывать из моего еженедельного жалованья. Как же мне тогда хотелось написать в ответ: «К черту эту вашу должность клерка. Я и в Париже проживу по дешевке». Мне ли не знать, что откажись я от работы, подав уведомление в такой короткий срок, это может стать черной меткой в моем будущем резюме юриста. Так что я отбил ответную телеграмму:
Прибываю, как условлено, 30 мая, готов приступить к работе у судьи Холмкриста со следующего утра. С нетерпением ожидаю этой прекрасной возможности.
Лжец, лжец.
Но мы делаем то, что должны делать, чтобы выполнить свои обязательства, в надежде, что это каким-то образом продвинет нас вперед.
Тревожность свободы.
И я возвращался ко всем обязательствам, которые взвалил на себя.