Она заказала еще рюмку. С какой быстротой женщины пьют и курят! Официант отошел, и Ольга произнесла с грустью:
– Я его недостойна.
– Твоего мужа?
Я приподнялся в поисках зеркала; оно оказалось слишком большим, поэтому я просто указал на него Ольге, воскликнув вполголоса:
– Посмотри сюда!
Улыбка. Еще прекрасней была она с улыбкой на лице. Серьезным тоном она продолжила:
– Я его недостойна. Ты знаешь жизнь и должен понять. Я хочу сказать, что потеряла свое достоинство.
Я стал уверять ее, что понимаю, но недостаточно для того, чтобы ей помочь, и что она, конечно же, не верит в помощь друзей или кого бы то ни было. Не из-за недостатка желания: из-за одиночества каждого человека. По-моему, я оправдываюсь? Наконец она поведала мне историю – довольно неприглядную – ее падения. Однажды вечером она очутилась – от меня ускользнуло, как именно, – неизвестно где, наедине с донельзя грубым, отвратительным мужчиной….
– Человек, способный оттолкнуть любую женщину одной своей внешностью. Кажется, торговец мехом. Ничего не имею против торговцев мехом. Но представь себе: толстый, с белесыми волосами, на голове лысина, потное лицо, очки в золотой оправе. И вдруг я оказалась в его объятиях. Просто так получилось, вот и все.
– Ты видела его после этого?
– Как ты думаешь? Никогда. Но если бы и видела, неважно. Говорю тебе, его нет.
– Значит, нет и твоего кошмарного падения.
Я пустился в рассуждения о том, что все случившееся будет правильно рассматривать как сновидение, а значит, ему нельзя приписывать никакой реальности.
– Это слишком легко, – возразила она.
– Может ли миг внезапного головокружения поколебать твою любовь, незыблемую как скала? И затем, – продолжал я, – близится время, когда общество, люди пересмотрят понятие измены. Измена! Что за устрашающее слово! Скоро самые изощренные любовные истории станут нечитаемыми, настолько они покажутся смехотворными. Никто не поймет той серьезности, с которой мы относились к изменам. В ней увидят только навязчивую идею писателей нашего времени, – как навязчивая идея женской чести, сосредоточенной в одном месте, занимала умы классиков. Не будем придавать значения вещам, которые того не стоят. Любовь не в этом. Она – не игра и не развлечение. Если мы хотим знать правду…
Не помню, чем в точности я закончил, но там были слова: «Любовь выше всего», и еще я ухватился за «незыблемое».
Так приводил я одно доказательство за другим – а тогда я был действительно красноречив, не то, что сейчас, – и, опьяненный собственной логикой, прикрыл глаза; помню отлично, что, перед тем как открыть их, я подумал: «Победа за мной»; но сразу же пришло и первое сомнение: «Не отвергнет ли она наилучшие доводы?» Сколько раз я встречал это в женщинах! Наверное, им лучше ведомы тайны жизни: мы думаем, что только чудо представит нам вещи в другом свете, а женщины просто берут и совершают чудо, находят правильные доводы, которые уничтожают все наши измышления, – и мы чувствуем себя глуповатыми детьми, рассуждающими о том, о чем не имеют понятия.
Ольга в знак отрицания слегка покачала головой. С беспредельной нежностью, будто и вправду разговаривая с ребенком, она произнесла:
– Нет, дорогой мой. Все твои слова хороши только в теории. Тебе еще непонятно, что в любви распоряжаются чувства, а не разум, – а разве чувства подчиняются воле? По этой же причине любовь не нуждается в длинных фразах. Возьми религию: мы думаем, что имеем дело с чем-то несомненным, но стоит начать рассуждать, как ничего не остается или, еще хуже, все становится просто смешным. Наверное, любовь – игра, а в игре нужно соблюдать правила. В любом случае это очень хрупкая вещь: не вздумай обращаться с нею так, как сделала я, иначе она разобьется – и навсегда.
Тогда я подумал: «Мы ничему не учимся». Как уже не раз бывало, гордость за свои умственные способности заставила меня впасть в обычную ошибку: я представлял жизнь и мир прозрачными для разума, – и, как уже не раз бывало, женщина показала мне, что во всем есть некий туманный уголок, область необъяснимого.
– Настоящая любовь, – упорствовал я, – не так беззащитна. Она не рассыпается от малейшего дуновения. Любовь выше всего.
Я спорил и возражал со все возрастающим жаром, убедив сам себя. По Ольге было заметно, что вся моя диалектика для нее – пустой звук. Она снова перебила меня:
– Если бы начать все сначала и пройти по жизни, не оступившись!
Меня тронула неподдельная боль в голосе Ольги. Чего бы я не дал, чтобы утешить ее! Передо мной сидела уже не женщина, возбуждающая желание, а грустная сестра. Я призвал на помощь все силы моего рассудка в лихорадочных поисках неопровержимого довода. Пока что, за неимением лучшего, я задал вопрос:
– Как случайное падение может запятнать страсть?
– Никак. Но любовь – это не только страсть.
Негр Акоста[7] как-то проницательно заметил, что женщины устроены по-другому, чем мы. Поглощенные целиком каким-нибудь предметом спора, мы всегда забываем, что настоящие причины лежат немного в стороне.
– Каждое мгновение, – заявил я в конце концов с торжествующим видом, – каждый час, каждый день отдаляют тебя от этого, и если ты будешь настойчива, то однажды все забудется, и очень скоро.
– Буду настойчива? – Она слегка подскочила на месте. – В чем?
– В чем? – повторил я, желая выиграть время, настолько плоским и ненужным казался мне ответ. – В любви к мужу, в верности ему, во всем, что меня не устраивает, черт побери.
Я готов был поклясться, что моя идиотская бестактность вызовет улыбку. Совсем нет. Я не преувеличиваю: на лице Ольги внезапно появилось выражение смертельной усталости. Будто делая огромное усилие, она ответила:
– С тех пор и поныне он не считает нужным соблюдать мне верность. Ты понимаешь?
Я, конечно, понял, но она сама убедила меня в обратном с таким искусством, что в тот момент я не смог – как лучше сказать? – воспользоваться ее несчастьем.
От стойки администратора донесся шум: кто-то вошел в гостиницу. Несомненно, у Ольги и у меня промелькнула одна и та же мысль. Когда мы разглядели наконец прибывшего, Ольга произнесла с облегчением:
– Это не мог быть мой муж. Я же объяснила, что он отправился на ферму на целый день.
– А где случилась история с торговцем?
– В отеле…
Не спрашивайте, в каком городе – Асуль[8] или Лас-Флорес[9], – в каком именно отеле: разве это имеет значение? Взамен скажу вам, что, отвечая, она поглядела мне в глаза с некоторым – слишком громкое слово для столь краткого события – вызовом.
Молчание. Слышно было тиканье секундной стрелки на моих часах. Ольга явно опечалилась. До нее можно было дотронуться. Боже мой, еще прекраснее была она в печали, и я подумал, что если потеряю ее сегодня, то потеряю навеки.
– Еще по рюмке, – попросила она.
Кто-то из вас, быть может, подумает, что мне хотелось наказать ее – из чувства превосходства. Нисколько. Я твердо верю, что она говорила от чистого сердца и была искренней с начала до конца. Просто мне не хватило умения следовать все время за мыслями Ольги и быстро переходить от одной к другой. И только поэтому я ее потерял.
7