— А ты? Девка, мужней была? — спросила Домна у Лены, а та ответить, что не знает. Никаких мужчин, кроме врачей и больных в больнице она не помнила.
— Нет. Не замужем.
— А родители?
— Сирота.
— А в больницу-то как залетела?
— Не помню. С памятью проблемы, доктора руками развели и выписали.
— По голове, что ли получила?
— Да, а как не помню.
— А руки? — прищурила глаз Домна.
Лена ладони повертела, пятна шрамов разглядывая:
— На гвозди налетела. Упала и прямо на них ладонями. Потому на фронт не взяли.
— А чего в эвакуации делала?
— В детском доме воспитателем работала.
Чем больше она говорила, тем больше удивлялась складности само собой получающихся ответов, и тем больше уверялась, что говорит правду.
— Ох, девочки, мужичка бы сейчас. Пусть не обнял, но хоть за столом посидел! — размечталась Вера. — Проредило Россию-матушку, одни бабы остались. Бядааа…
— Новый год, все плохое прочь! — отрезала Домна. Разлила остатки наливки в две кружки. — Давайте выпьем за то, чтобы в наступившем году все сладилось и наладилось. Чтобы живы все были, здоровы и сыты. Остальное и неважно совсем.
Дроздов не один пришел — с девушкой. Красивая, статная, серьезная, только явно не с Сашкой — на Николая все смотрела. А Дроздов за Феклой ухаживал, нервируя Валентину.
Подружки Валины без этого внимания робели — яства на столе смущали, скромные, латанные кофточки, не чета строгому, но элегантному платью гостьи.
Николай почти сразу понял и что их смущает и, что друг задумал. Но с ним он завтра разберется.
— Курите, Зоя? — спросил у девушки, решив для начала ее на кухню увести и дать подругам сестры поесть спокойно.
Девушка умной оказалась, головой покачала, но с Николаем на кухню ушла.
— Саша вас со мной решил познакомить? — спросил без обиняков, закуривая у открытой форточки.
Девушка лишь загадочно улыбнулась и Николай в ответ. Нравилась она ему чем-то, может не многословностью своей, может броской красотой, выразительным лицом, глазами или стройной фигуркой с гордой, почти королевской осанкой.
— Почему согласились, можно узнать?
Зоя покрутила ложку, делая вид, что очень заинтересовалась ею и спросила:
— Разве вы меня не помните?
— Должен?
— Зоя Иванова.
Николай задумался, но как не силился вспомнить, не мог. Да и знать не мог — увидел бы — не забыл, броская слишком.
— Телефонистка. Я к вам по личному записывалась, а вы не приняли.
— Да? Что же за вопрос у вас был?
— Отца не прописывают. Хотела, чтобы вы разобрались, повлияли.
Николая как отрезало к ней:
— Это вам к Ерченко.
— Ходила. Сказал, если вы лично распоряжение дадите, тогда, пожалуйста.
— Не дам, — бросил отворачиваясь. — Ерченко хороший специалист, и если отказывает, есть повод.
— Мой отец был незаконно арестован в тридцать седьмом, выслан и лишен права проживания в столице на десять лет. Но он прошел всю войну, от штрафбата до стрелковой роты!…
— Эта тема не обсуждается, — отрезал Санин.
Девушка помолчала и выдала почти искреннюю улыбку. Встала и медленно подошла к мужчине, прижалась нежно обняв:
— Ты прав. Новогодняя ночь, ночь сказок и чудес. В эту ночь сбываются все мечты. Веришь?
Николай молчал, рассматривая девушку из-под опущенных ресниц.
— Поверь, моя мечта сбылась, — прошептала. — Влюбилась я в тебя. Хотела хоть ночь провести, и вот я здесь, ты рядом.
— Переигрываешь, — спокойно заметил Санин. Что-то это ему напоминало.
— Я действительно люблю тебя. Неужели ты не понимаешь, не видишь очевидного?
— А мы уже на «ты» перешли?
"Молодец" Сашка, удружил! Убить Дрозда мало!
— Да. Здесь никого, только ты и я, мужчина и женщина, — повела ладонью по груди мужчины. Губы соблазнительно приоткрыла.
Только Санину не просто скучно — противно стало.
Гордость — то где у девушки? Такая красивая — за ней бегать должны, ее добиваться, а не она. Тем более предлагать себя, как шлюха на панели. А она и есть шлюха. Бери хоть сейчас, а завтра плати — пропиской отца.
Коля отодвинул Зою, не скрывая брезгливости, пачку папирос со стола забрал и вытащив почти за шиворот Дроздова из-за стола на площадку, толкнул к стене:
— Ты спятил, друг родной?!
Дрозд все сразу понял, руки Николая стряхнул, нахохлился, в сторону поглядывая. И вдруг заорал:
— Мертвая она, понимаешь, мертвая!! А ты и я — живые! Значит, жить должны. Все, — сник.
Мужчина злость потерял, закурил на корточки у стены присев.
— Дурак ты Саня, — бросил тихо, спокойно.
— Так и будешь бобылем жить?
— Мое дело.
Сашка потоптался, плечом к стене прислонился, посмотрел на друга потерянно:
— Давай женимся? Все равно на ком. Сразу, ты и я.
Николай невесело усмехнулся:
— Вот я и говорю, дурак.
Окурок откинул и в квартиру пошел. Дверь открыл и бросил:
— Убери Зою из моего дома, а то обижусь. И еще — повторится такой экспромт, ударю, — и дверь прикрыл за собой.
Дрозд злобную рожицу состроил и сплюнул в сердцах.
Что, правда, на него нашло? Что его коловертит?! За каким лядом змею эту притащил? На что надеялся? Клин клином выбить, из себя, прежде всего. Только нет равноценного клина.
Прав Николай — дурак он, если до сих пор этого не понял.
И в стену кулаком грохнул: почему тупо все так? Что за жизнь гребанная?!
Вот и встретили Новый год…
Впервые дома и впервые так паршиво.
Кому скажи — на фронте под пулями в землянке за кружкой первача из закуски рукав или сухарь в лучшем случае, а на душе так отвратно не было. Наоборот, праздник чувствовался, подъем какой-то в душе был.
А сейчас?
Потерялся он, что ли? Только когда? В день Победы или в тот день, когда Николая увидел, когда про Ленку узнал?
Ведь ждал, как же он ждал встречи с ней!
Не сдержала обещания, не выжила, и хоть закричись, не исправить…
Глава 54
Лена лежала и смотрела на женщину, что сидела у ее ног в совершенно незнакомой комнате.
— Вы кто? — протянула.
— Ну, приехали. Домна я, — хлопнула растеряно ресницами.
— Ну, чего? — влетела в комнату рыжая девушка с косицами в разные стороны и с кружкой в руке.
— А ниче, «скорую» вызывать надо, говорила же.
— Очнулась же, чего? — перепугалась Вера, кружку Лене сунула. Та вовсе растерялась и лихорадочно принялась соображать, кто эти женщины. В памяти что-то плавало, но уцепить не смогла.
— Кто я, спрашивает!
— Ты чегооо, — присела перед Леной на корточки Вера, во все глаза разглядывая. Девушка кипятка хлебнула, чтобы только с взглядом жалостливым не встречаться. Минута, другая и прояснилось, вспомнила женщин, как за столом сидели. Только ночь была, а сейчас нетемно, не светло.
— А что было?
— Вот те, здрассте! В коридоре упала. Сережка увидел, позвал нас. Я думала, умерла ты, — протянула Домна.
— Перепугались все, — закивала Вера.
Лена сказать, что не знала:
— Не помню, — вздохнула.
— Но сейчас-то как?
— Нормально. Сейчас утро или вечер?
— Вот те, на! Вечер. Ты весь день провалялась трупом. Сережка поглядывал, а мы уж как с работы пришли. Переполошила всех.
— Извините.
— Да ладно извинятся тебе. Что я не видела, какие с фронта приходят? Савелов Мишка вон из первой комнаты, било его в припадках. Неделю здесь поживет, месяц в госпитале. Так и видим его раз в году.
— Я не была на фронте.
— Ну, да, ну, да, — покосилась на нее женщина, а от доверия в глазах даже тени нет.
— Тьфу, чего сидим? — возмутилась Вера. Вскочила. — Управдом сейчас свалит, а у Лены карточек нет! Мало доходная, так вовсе ноги протянет!
— Точно, — засобиралась Домна. — Поднимайся, коль оклемалась, двинулись за пайками. А то пока паразит выпишет, пока получишь, ноги протянуть можно будет.