В августе что-то Лену в вещмешок залезть заставило. А там деньги свернуты жгутом. Да много, почти тысяча!
Не думая Сережу в магазин потащила, купила ботинки, а на остатки всяких вкусностей в коммерческом.
— Пир устроим, — подмигнула мальчику. Вдвоем с сумками домой прибежали, стол накрыли и сели девочек ждать. Сережа в новых ботинках, цветет как гладиолус — вихры непослушные торчат.
Домна первая приползла, уставшая. Села у входа:
— О, привет.
И застыла, нахмурившись — взгляд то на ботинки на ногах сына, то на его довольную физиономию, потом на стол, а там сало, булочки, картошка и сахар в вазочке.
— Мать моя! — рот прикрыла, глаза округлив. — Вы грабанули кого, что ли?
Лена и Сережа обнялись, весело рассмеявшись:
— Вот мама у тебя, а? Чего удумала?
— Ай, — отмахнулся. — Это ей не верится.
— Нет, серьезно? — к столу подошла, деликатесы разглядывая. — Откуда? Ты чего, Лен, за генерала замуж вышла?
— Нужна я генералу, — фыркнула. — В вещмешке деньги нашла!
— Так платье бы себе купила! Молодая, надо тебе!
— Ребенку обувь нужнее. И потом, мои деньги, что хочу, то и делаю. За стол давай, — скомандовала. — Вере только чур оставляем!
И засмеялась — впервые за полгода с того марта живой и счастливой себя чувствуя. И знала почему — потому что полезная, потому что хоть чем-то помочь смогла.
Только пировать начали — Вера прибежала. Стол увидела и, брови вверх уехали:
— Обалдеть! Откуда? Вы чего, продовольственный склад ограбили?
— Ну, еще одна!
— Садись, Лена вон шикует, — поведала Домна.
— Поняла, — ладони потерла обрадовано. — Премия что ли? За перевыполнение плана по уборке вверенного тебе двора? Чего празднуем вообще?
— Лето. Первое лето без войны, — улыбнулась Лена.
— Она Сереже ботинки купила, — поведала подруге Домна. Мальчик тут же ноги вытянул, показывая обнову.
— С ума сойти…
— Я ведь расплатиться не сразу смогу, — заметила Домна уже Лене.
— Заикнешься, обижусь. Это мой подарок.
— Дорогой подарок-то. Я от управдома слышала, Глашка в сентябре выходит. Ты без работы останешься. На что жить собралась?
— Соображу.
— Вот, вот, шикуешь, а потом опять хлеб и вода.
— Ерунда.
Смешно даже слушать было. Все ерундой казалось, кроме одного, самого главного — не зря она живет, может еще что-то людям дать!
И вообще, жизнь налаживается, впереди столько прекрасного, столько интересного!
День новый пришел — счастье!
Птички зачирикали под окном — счастье!
Солнце светит, клен шумит — счастье!
Все живы, все здоровы — великое счастье!
Разве что-то еще нужно?
— А я знаю, что мы празднуем! — воскликнула Вера. — Газ нам на недели проведут! Примусы и керагазы — на помойку! Ура!
— Ура! — рассмеялись все дружно.
А Вера за наливкой рванула: гулять, так гулять!
Глава 56
Николай всю зарплату в коммерческом оставил, набрал пряников и конфет.
Домой пришел, на стол все вывалил. Валя опешила, Сашка головой качнул:
— А я думаю, куда ты повалился… Между прочим, у нас свидание.
— У тебя, — парировал. — Сегодня. А завтра к нам. Валя, девочек пригласи своих.
— А что за праздник? — хлопнула та ресницами.
— У Лены день рождение.
У Дроздова лицо серым стало:
— Сдурел?! — зашипел обозлившись. По голове постучал себе. — Сорок шестой год! Три года прошло! — выставил три пальца перед лицом друга. — У тебя контузия!
Николай хотел сдержаться, но не смог — схватил за грудки и встряхнул:
— Не хочешь, не приходи. Подумаешь, правда, повод… А Лене завтра бы двадцать один было. Двадцать один! — процедил и оттолкнул.
Сашка взвыл то ли от ярости, то ли от отчаянья. Окно распахнул, закурил, а руки трясутся, губы кривятся. Колотит всего.
"Молодец Коля! Как удар под дых — "завтра день рождения Леночки"! Какое теперь свидание к черту?!!"
Николай постоял, ссутулившуюся спину друга изучая, покосился на притихшую, испуганно поглядывающую на него Валю, и сгреб часть конфет и пряников в мешок:
— На работе угощу.
Бросил и ушел в ванную.
Валя губу прикусила, потерянно разглядывая сладкое, в уме уже подсчитала — вся зарплата на столе. Это что творится — то?
— Саш? — протянула робко. — Познакомил бы ты его с кем-нибудь, а? Совсем ведь с ума сходит. Страшно мне: по ночам кричит, будто режут его, утром молчит, словно всем недоволен, а вечером — вот вам, — на конфеты показала. — Так ведь и по миру пойдем.
Дроздов зажмурился: "о чем она? Денег жалко?! Да не в деньгах дело, дура!!" — чуть не рявкнул.
В кармане сколько было, вытащил, Вале кинул и вышел. Дверь схлопала так, что девушка подпрыгнула. И вовсе сникла: ну чего такого сказала? Она же не о себе заботится? У мужчин ума нет, транжирятся, так она на что, голову — то вправлять?
Лицо руками закрыла, расплакалась: сколько ж можно-то?
— Валюш, ты что? — прищурил на нее глаз брат, выйдя из ванной. Китель на табуретку кинул, лицо полотенцем вытер, шею. — Из-за Сашки? Психанул?
Девушка уставилась на него, слезы утерла — красивый мужик, сильный, исподнее все контуры тела вырисовывает — ну, сил нет, какой пригожий! Любая — пальцем помани — побежит!
Чего ж ему надо-то?
— Женись, а? — почти взмолилась. — Пожалуйста, Коленька.
У мужчины взгляд как бритва стал, пальцы в кулаки сжались. Сунул в карманы брюк от греха и попросил тихо, но страшно:
— Не называй меня так. Никогда.
Развернулся и вышел.
Валя вовсе сникла: ну, что сказала-то?!
Сквозь сон Лена грохот услышала, крики и как щелкнуло что-то в голове — "мессеры!! Ложись!!" А там же Сережка, Домна с Верой!!
Вылетела из комнаты, сердце колотится, выскакивает, голова ничего не соображает.
Увидела Домну с Верой, что с криками и пинками мужчину какого-то гонят, ругань стоит. И не слышит их — слышит вой и свист падающих снарядов, «ура», "вперед", "за мной"!! И видит землю, изрытую воронками, пыль в воздухе стоит, духота и запах гари.
Зажала уши и закричала дико, сползла на пол — в глазах ужас.
Все стихли, к ней обернулись, заметив, наконец.
— О! Сучка эта! — ткнул в ее сторону Гришка, покачиваясь. Словно штормило квартиру.
— Я те дам «сучку» кобель! Пьянь подзаборная! — понесло опять Домну, давай его полотенцем хлестать. — Я тя отучу язык распускать! Я те, «фронтовик» лешачий таку реганцировку войск устрою, ты у меня дорогу сюда забудешь!! Сволочь ты поганая!
— Моя жилплощадь!
— Гроб твоя жилплощадь! — рявкнула Вера и к Лене ринулась, присела перед ней, по плечу похлопала. — Эй? Чего ты? Это Гришка опять приперся, носят черти забулдыгу.
— В милицию на вас пожалуюсь!! — горланил мужчина, сдавая позиции. Рукой размахивал, но к входной двери пятился. — Эта курва мне лицо разбила! Посажу, враждебный элемент! Я за вас кровь проливал, а вы мне жизни не даете?!! Я вам такой Сталинград устрою, попомните!! — кулаком пригрозил и на площадку вывалился.
— Я тебе сама милицию вызову! Скажу, кому надо и будет тебе удар по всем фронтам!!
Домна дверь закрыла, старым велосипедом придавила и кулаком в ответ пригрозила:
— Сунься мне еще!! Инвалид хренов!!… Замок куплю! Все! От ты мне где, гад такой! — у горла ребром ладони рубанула.
Лена лицо закрыла, чтобы не видеть горящие избы, не чувствовать запах гари и дыма, человеческого мяса.
— Нет, ну не гад ли?! — возмутилась Домна, учуяв запах гари. — Картошку из-за него аспида проворонила! Подгорела! Вера! И у тебя горит!! — в кухню ринулась спасать что можно.
Верка носом шмыгнула, притулилась рядом с Леной:
— Ты не молчи? Только не молчи.
Жаль до слез брала — смотреть ведь на девчонку страшно. Прозрачная, припадочная. Чуть громко крикни или свали что-то — голову в плечи и как исчезла, провалилась куда-то в себя. Только глаза стеклянные, огромные и темные как гиблые воды.