Пьешь, учишься или дурачишься.
Перешибет латынь и греческий
Фантом ее нечеловеческий.
Она повсюду — эта властная
Физиономия скуластая...
Анкетными я сыт романсами,
Газетными протуберанцами.
В моей душе, как тема встречная,
Свербит ее основа вечная.
Я — капелька твоей надменности,
Блюстительница современности!
5.07.72
НА ЛИТЕЙНОМ
Эта осень страшна. Город влажен и мглист.
Ночи сделались долги.
На работу спешит запоздалый гебист,
Вылезая из волги.
Ты плетёшься на службу в отцовском пальто,
Набухающем влагой.
Кто разделит с тобой твою ношу? Никто.
Поделись хоть с бумагой.
Не скупясь, безысходностью с ней поделись,
Правоты своей узник.
Этот желтый, дешевый, тетрадочный лист —
Твой последний союзник.
2.12.77
ПАМЯТНИК
И я, неведомый пиита,
Вослед пиита знаменита...
Я памятник воздвиг, от века небывалый,
Но не скажу — себе, скрывая торжество.
Не то что пирамид, а нет былинки малой,
Упрятанной от глаз надежнее его.
Умру я весь, дотла. Пусть смерть намек изгладит
Об имени моем из памяти людской, —
В ней, гордый внук славян, я, твой еврейский прадед,
Равенство предвкушал, свободу и покой.
Слух обо мне заглох в подвалах на Шпалерной.
Я не шутя любил мой безъязыкий век,
И Бога лишь о том молил нелицемерно,
Чтоб знать меня не знал латыш или узбек.
И я не льстился тем, что, времени в угоду,
Фелицу не воспел, на стогны звать дерзнул, —
Любезнее всего я тем служил народу,
Что пальцем для свобод его не шевельнул.
Вот, муза, мой итог: твои пасынок счастливый,
Я прожил эту жизнь и принял эту смерть
И, верю, заслужил награды справедливой:
Мою строку со мной верни в родную твердь.
6.12.77
* * *
Плачь, мой город, я был тебе сыном.
Да, не лучшим, но всё-таки был.
По дворам твоим и магазинам,
Вдоль каналов и речек бродил.
Жил надеждой, просвета не видя,
Ждал успеха, обиды терпя.
Я вживался в тебя, ненавидя,
Проклиная, но втайне — любя.
Ты, неслыханным прошлым украшен,
С бутафорскою честью в уме,
До чего же спесив ты и страшен,
Полупьяный, в словесном дерьме.
Ты, эклектик, культурой ошпарен
И стихом захлебнулся, хрипя.
Да, ты немец, но втайне — татарин.
Отвяжись, ненавижу тебя.
Двести лет надышаться не можем,
Дышим смрадом болот и тюрьмы.
Над гранитным твердеющим ложем —
Желтый пар петербургской зимы.
29.08.77
МОНОЛОГИ ОБРЕЧЕННОГО
1
Друг мой, неси эту муку сама,
Я неспособен, сдаюсь.
Слабость и ненависть сводят с ума —
Вот мой священный союз.
Знаю, ты слабость любила во мне
(ненависть — новый дружок).
Страх земноводный ползёт по спине,
Дрожь, идиотский смешок.
Думай что знаешь, люби не люби,
Только сними эту боль,
От накопленья железа в крови,
Хочешь не хочешь, уволь.
Жалко, что жалостен твой идиот,
Жалко, что бьёт его дрожь.
Волчья позёмка метёт и метёт,
Сгинем — следов не найдёшь.
1976
2
...Поэзия, тебе служить
Хотел я жизнью всей —
Но жизни нет, и нечем жить,
И нет к тебе путей.
Покой, твоих прозрачных вод
Взыскал так рано я —
Но нет тебя, разрушен грот,
Отравлена струя.
Смерть, я тебя не стал бы звать
В мои былые дни,
Но не на кого уповать —
Хоть ты не обмани.
7.12.77
* * *
Еще потеряно не все,
Еще звезда не закатилась,
Еще вертится колесо —
Штурвал судьбы, господня милость.
Еще не сглазили слова
Литературные подонки,
Еще душа твоя жива
И стоит больше селезенки.
1.04.75
III. ПОПЫТКА РЕВНОСТИ
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Пушкин
Когда уходит та, кого любил
* * *
Когда уходит та, кого любил,
На свете ничего не происходит.
Над крышами восходит хор светил.
Покинутый вбирает млечный пыл,
Глядит на Орион, глаза отводит,
И думает: я был… я тоже был…
1969–14.04.2002
* * *
Как помертвел, переменился мир!
Закончен мой литературный пир.
Зачем он был? Его я проклинаю,
И с ним — себя. И чем я жив, не знаю.
Будь проклят, поэтический запой!
Я душу чудом уберег с тобой.
Душа спала, когда стихи писались —
И совести как будто не касались.
Зато теперь мне проще умереть,
Чем в прошлое внимательно смотреть,
Но не смотреть нельзя: кусочек смерти —
В тебе, во мне, в потерянном конверте...
Твои силки, наперсница моя!
Что ненависть? Нелепая статья.
Не спать, не есть — что толку ненавидеть
Себя? — Мне этой пасти не насытить.
Гляди, Левиафан! Твой взгляд остер.
Поблажкою почел бы я костер.
Ты, зверь минувшего! глотни — вот пытка
Тысячелетней выдержки напитка...
1970–1985
* * *
Ничто в толпе наставших дней
Минувшего не заслоняет.
Всё нестерпимей, всё ясней
Черты былого проступают.
Всё — от снимания чулок
До паузы, до сигареты —
Я вижу... Алигьери, где ты?
Твой ад не страшен, ужас плох.
Как эта женщина легка,
Легка, стройна, неуязвима...
Как эта память далека!
Как боль моя невыразима!
Не уверяй, что это ты
Была: поверить — невозможно.
Неряшлива и суматошна
Судьба... Не хватит доброты.
Я вижу: там, в прорехе дня,
Две музы, точно две подруги
Стоят, соединили руки
И жадно смотрят на меня...
1970–1985
* * *
Да, мне позволено, я загляну
В комнату эту.
Точно знакомой, кровати кивну.
Спит он. Спокойному этому сну
Рад, пролистаю газету.
Следом за мной водянистый рассвет
В мутные окна