Мы встаем и слегка разминаем затекшие руки-ноги, затем усаживаемся на стулья, кружком расставленные позади нас. Все это практически молча. Кроме меня, тут четверо мужчин и одна женщина, и никто, кажется, не расположен поболтать о том о сем. Возможно, навыки общения развиты у них недостаточно хорошо, возможно, как раз этим и объясняется их присутствие в классе.
Но обо мне этого никак не скажешь. Навыки общения у меня дай бог каждому, я прекрасный собеседник, и поболтать о том о сем мне ничего не стоит. Когда-то я умела улыбаться — пока во мне не поселились ярость и жестокое разочарование, которые комом лежат в желудке, словно какая-то неудобоваримая дрянь. Я вне себя от ярости. А кто не впал бы в ярость на моем месте? Меня заставляют ходить сюда, потому что стерва, которая затащила к себе в постель моего мужа, теперь пытается отобрать у меня и ресторан. Я всего-навсего защищала свой семейный очаг и свой бизнес, и в старые добрые времена это было бы абсолютно законно и позволительно со всех точек зрения.
Будь я пещерной женщиной, будь я даже средневековой потаскухой, меня провозгласили бы победительницей, когда бы увидели, как я, почти не забрызгав себя кровью, гордо сжимаю в руках пучки черных волос Николь — вырванных с корнем! — а она, голая и беспомощная, сидит и всхлипывает, держась за свою облысевшую, кровоточащую макушку. Я отвоевала бы себе Джейка просто потому, что физическое превосходство оказалось на моей стороне, и я, а не Николь, распоряжалась бы сейчас в зале ресторана «Граппа». То, что я здесь, а она хозяйничает в моей кухне и у Джейка в постели, это форменное издевательство и лишнее подтверждение упадка современной цивилизации.
Я невольно фыркаю и тут же смущенно оглядываюсь по сторонам.
— Как для каждого из вас прошла эта неделя? — начинает Мэри Энн. — Давайте поговорим о том, что провоцирует приступы гнева и как вы с ними боретесь. Ларри, может быть, начнем с вас? — Она обращается к крупному мужчине в хоккейной рубашке с надписью «Нью-Йоркские рейнджеры» и в широких белых штанах, который (как нам стало известно на прошлой неделе) поколачивает свою жену.
— Ну, не знаю. Она чего-то взбеленилась, собрала манатки и ушла. А когда ее нет, так и мне не с чего психовать.
— Что же ее разозлило? — спрашивает Мэри Энн.
Я ерзаю на стуле. Так и хочется спросить: «А ты хоть представляешь себе, каково жить с мужиком, который тебя бьет? Тебе этого мало, Мэри Энн?»
— Хрен ее знает, — отвечает Ларри.
Мэри Энн молчит. Секунд через тридцать неловкое молчание вынуждает Ларри добавить:
— Ну, может, это потому, что я не пришел домой ночевать.
Ага, думаю я, еще один любитель поразвлечься на стороне, и поскольку мне трудно сдерживаться, когда речь заходит о супружеской неверности, я бросаю на него испепеляющий взгляд, но успеваю подумать: «А что будет, если теперь ему что-то не понравится во мне?» Ларри смотрит сначала на меня, затем на Кишу, рослую афроамериканку, бывшую профессиональную боксершу (ухо у нее как кочан цветной капусты), единственную женщину в группе, кроме меня и Мэри Энн (хотя Мэри Энн, думаю, не в счет). Киша отвечает ему выразительным взглядом.
Словно почувствовав нашу неприязнь, Ларри продолжает:
— Я в тот день перебрал, а когда я напьюсь, ко мне лучше не подходить, вот я и решил дома не ночевать, от греха подальше.
Мэри Энн смотрит на него с обожанием.
— Вот видите, Ларри, вы сделали очень важный шаг. Вы осознали, что алкоголь провоцирует вас на гнев, и сами попытались обезопасить окружающих. Мне кажется, это шаг на пути к успеху.
Она заправляет за уши свои жиденькие серые волосенки, одергивает на себе свитер и дарит Ларри робкую улыбку.
Киша, которая, возможно, умеет владеть собой еще хуже меня, говорит, обращаясь к Ларри:
— Черт, да она разозлилась потому, что не знала, где ты шляешься! Я бы тоже разозлилась, и мисс Училка, и мисс Шеф-повар! — Она кивает в нашу сторону. — Еще бы мы не разозлились, если муж не пришел домой ночевать! Поди знай, где он и с кем спит.
Не успеваю я вставить: «Верно, сестренка!», как Шон, мужчина средних лет, в дорогом костюме, небрежно махнув рукой, произносит безапелляционным, надменным тоном:
— Да бросьте вы, речь сейчас не об этом! Какая разница, из-за чего там она злится? Важно другое: вот он, Ларри, пытается честно в себе разобраться. Он знает за своей женой не меньше сотни разных мелких недостатков, и они его бесят, но, когда он пьян, эта сотня превращается в тысячу. И он над собой работает, как может, а если дура-жена этого не понимает, то и черт с ней! Нечего тут разводить консультацию по вопросам семьи и брака. У него, у Ларри, и без посторонних баб проблем хватает. Почему до вас никак не доходит, что на женщинах свет клином не сошелся?