Минут через десять пришел Маквей. Его лицо было красным, и дышал он так, будто долго подымался вверх по лестнице.
– Что записалось у вас на ленте? – ледяным тоном осведомился Осборн. – Надеюсь узнать нечто интересное. Мне удалось проскользнуть первым! А вдруг мисс Моннере сболтнула что-нибудь, чего не слышали ни вы, ни немецкие полицейские? Раз – и мышка в ловушке!.. Но, увы, не сработало, какая жалость! Все, что вы узнали, – правда, рассказанная испуганной женщиной.
– А откуда вы знаете, что это правда?
– Знаю, и все, черт вас побери!
– Она упоминала капитана Каду из Интерпола?
– Нет.
Маквей пристально смотрел ему в лицо, потом примирительно сказал:
– О'кей. Давайте поверим ей. Оба.
– Тогда отпустите ее!
– Осборн, вы здесь благодаря мне. Я хочу сказать: здесь, а не на полу парижского кафе с пулей агента Штази между глаз.
– Маквей, Вера ничего не знает, и вы это отлично понимаете! Нет никакого смысла держать ее в тюрьме. И вы это тоже отлично понимаете!
Маквей не сводил глаз с его лица.
– Вы знаете, что все «закрутилось» после убийства вашего отца.
– То, что случилось с моим отцом, не имеет к Вере никакого отношения!
– Почему вы так уверены? Как вы можете быть в этом уверены? – Маквей говорил с ним мягко, как с ребенком. – Вы встретились с ней в Женеве. Кто из вас заговорил первый?
– Какое это имеет значение! – пробормотал Осборн.
– Отвечайте.
– Она… она первая заговорила со мной…
– Вера была любовницей Франсуа Кристиана. И в день торжества в честь Либаргера Франсуа Кристиан оказывается мертв, а Вера – в Берлине с приглашением в Шарлоттенбургский дворец в руках.
Осборн был зол. Зол и сконфужен. Что хочет доказать ему Маквей? Доказать невероятное, что Вера входит в загадочную группу? Это же чистое безумие. Он верил каждому ее слову. Они любят друг друга, и ни одно ее слово не вызывает у него сомнений. Он отвернулся от Маквея и бессмысленно уставился в потолок. Наверху, под потолком горела яркая лампочка в сто пятьдесят ватт, никогда не гаснущая, до которой с пола не дотянешься.
– Может быть, она невиновна, доктор, – сказал Маквей. – Но теперь это не ваше и не мое дело. Она – в руках полиции.
Открылась дверь, и вошел Реммер.
– Съемка дома на Гаупт-штрассе сделана. Нобл ждет нас.
Маквей посмотрел на Осборна.
– Пойдемте посмотрим видеозапись вместе с нами, – сказал он.
– Зачем?..
– В этом доме мы должны встретиться с Шоллом, Говоря «мы», я имею в виду вас и себя.
Глава 110
Чемодан Джоанны лежал на кровати. Она складывала вещи, когда вошел фон Хольден.
– Джоанна, прости, я виноват. Прошу тебя…
Не обращая на него внимания, она подошла к шкафу и достала вечернее платье, которое привезла ей для торжества Юта Баур. Вернувшись к кровати, она разложила на ней одежду и начала складывать ее в чемодан. Фон Хольден некоторое время наблюдал за ней, потом тихо подошел сзади и положил ей руку на плечо. Джоанна застыла.
– Сейчас очень напряженное время для меня, Джоанна… Как и для тебя, и для мистера Либаргера.
Джоанна молчала, невидящим взглядом уставившись в окно.
– Я должен сказать тебе правду, Джоанна… Никто никогда не говорил мне, что любит меня. Ты… ты испугала меня.
У нее перехватило дыхание.
– Я испугала тебя?
– Да…
Она повернулась. Недавно такие злобные, ненавидящие глаза смотрели теперь на нее мягко и любяще.
– Не смей говорить мне…
– Джоанна, не знаю, достоин ли я любви…
– Не смей… – Не в силах больше сдерживаться, она заплакала.
– Это правда. Я не стою…
Она прижала кончики пальцев к его губам, не позволяя ему договорить.
– Стоишь… – прошептала она.
Он медленно сомкнул руки у нее на талии и медленно, нежно поцеловал ее. Джоанна вернула ему поцелуй, крепко прижавшись к нему всем телом. Охватившее ее желание вытеснило все мысли, даже тень здравого смысла. Страх, который она испытала днем, исчез без следа.
Съемка дома № 72 по Гаупт-штрассе проводилась с вертолета, с высоты около пяти тысяч футов. Это была вилла девятнадцатого века, трехэтажная, с гаражом на пять машин позади дома. С правой стороны дома – полукруглый въезд с улицы, с будкой охраны у железных ворот, с левой – теннисный корт с красным песком. Высокая каменная стена вокруг всей территории виллы увита увядшим плющом.
– Есть еще одни ворота, за гаражом. К ним ведет подъездная дорога от служебного входа, – пояснил Нобл, глядя на большой экран телевизора «Сони».
– И им пользуются, – добавил Реммер.
Все четверо сидели в большом видеозале этажом выше камер предварительного следствия в удобных, как в театре, креслах. Осборн, откинувшись на спинку кресла, опирался подбородком на руку и думал о своем. Внизу допрашивали Веру. Его воображение рисовало картину допроса. С другой стороны, что, если Маквей прав и она действительно работает на группу? Что она узнавала у Франсуа для своих хозяев, что передавала им? И каким образом оказался замешанным в это он, Осборн? Что она надеялась узнать у него? Может быть, его встреча с Мерримэном была просто случайным совпадением. Она не могла знать об этом, потому что не видела Мерримэна, пока Осборн не последовал за ней в Париж.
– А эта видеозапись сделана из фургона прачечной, пока водитель относил заказ в дом напротив, – сказал Реммер, глядя на экран, на котором появилось другое изображение. – Здесь всего несколько коротких эпизодов с разных точек. Мы не хотели привлекать к себе внимание, поэтому снимали в основном с вертолета.
На экране снова появился общий план виллы. На въездной аллее стоял лимузин, на лужайке трудился садовник. Больше ничего не происходило.
– Что это? – вдруг произнес Маквей. – Смотрите, какое-то движение у окна на втором этаже. Второе окно справа.
Реммер остановил запись, вернул пленку назад и пустил снова, но уже в замедленном темпе.
– Кто-то стоит у окна, – подтвердил Нобл.
Реммер снова вернул пленку назад. На этот раз он выбрал самый медленный темп и применил специальный оптический прием, чтобы рассмотреть движение в окне.
– Это женщина. Очень плохо видно…
– Можете увеличить фрагмент? – спросил Нобл.
– Конечно. – Реммер в интерком дал указания техникам, вынул кассету и заменил ее другой. Это тоже был общий план виллы, но снятый под другим углом. Снова во втором окне справа мелькнула тень, подтвердив наблюдение Маквея: кто-то действительно стоял у окна и смотрел вниз. Вдруг около будки охранника появился серый «БМВ», притормозил, пока открывались ворота, и двинулся к парадному входу. Из машины вышел высокий мужчина и исчез в доме.
– Есть какие-нибудь предположения, кто это? – спросил Маквей.
Реммер покачал головой.
– Наше расследование обещает превратиться в увлекательнейшую игру, – спокойным тоном произнес Нобл и взял папки с разложенными по алфавиту фотографиями. К этому времени из Бад-Годесберга поступило шестьдесят три фотографии гостей Шарлоттенбурга из ста. В основном фотографии были сделаны «Поляроидом», были увеличенные фотографии с водительских удостоверений, но были и архивные, и газетные снимки. – Я беру себе с А по F, остальные буквы делите между собой как хотите.
– Давайте сначала посмотрим на него внимательнее. – Реммер перемотал пленку назад, потом переключил скорость воспроизведения. Еще раз, теперь совсем медленно, серый «БМВ» подъехал к дому, притормозил, остановился, вышел высокий мужчина…
– Иисус Христос… – Осборн вскочил.
Маквей повернулся.
– Вы знаете его, доктор?
Реммер снова перемотал пленку и остановил кадр с фон Хольденом, выходящим из машины.
– Это он преследовал меня в парке. – Осборн отвернулся от экрана и посмотрел прямо в глаза Маквея.
– В каком парке? Что вы, черт побери, скрываете?..