Маринин Эрнест
Послезавтрашние хлопоты
Эрнест МАРИНИН
ПОСЛЕЗАВТРАШНИЕ ХЛОПОТЫ
Научно-фантастический рассказ
В восемнадцать тридцать двери НИИФПа захлопнулись за Шустеровым. В ушах еще звучали оскорбительно-вежливые голоса лощеных профессоров и наглые реплики из зала. Он не помнил, как спустился по мраморным ступеням, как прошел вдоль стриженых кустов и пересек улицу. Перед глазами что-то блеснуло, он остановился и, прикрыв глаза, продолжал считать про себя уже третью тысячу.
- Ну что, решитесь вы наконец? - прозвучало над ухом.
- Что, простите? - не понял он.
- Я говорю: решитесь вы наконец войти в это прибежище побежденных и смирившихся?
Шустеров растерянно огляделся и понял, что стоит перед витриной магазина. Рядом приветливо улыбался незнакомец - тощий, длинный, с ехидным хрящеватым носом и растянутым до ушей тонкогубым ртом. Шустеров подумал и кивнул.
- Ну и умница, - незнакомец уже сводил его по деревянным ступенькам в прохладу подвальчика. - Так, одному вам никак нельзя, надо только вдвоем. А сколько? Целую? Вы не подготовлены, и мне не хочется, третьего нам не дано, да и не нужен он вовсе, давайте рублевочку, вот, ласточка, нам маленькую, дай тебе бог хорошего мужа, вроде меня, спасибо... Ну пошли, пошли, что вы стоите на дороге, люди торопятся, вот-вот закроют, да покрепче держите свой рулон, побежали, пока машин нет, теперь вот сюда, я сам за кустик лавочку уволок, а теперь сели, вот и славно...
Незнакомец откинулся на спинку садовой скамьи, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, оттянул небрежный узел потертого галстука. Сморщил нос под мягкими лучами вечернего солнца.
- Да не стесняйтесь, отколупывайте жестяночку, сумеете ведь, вас, кстати, как? Лев Иванович? Славно, люблю, когда имя осмысленное, сам я вот Александр, что означает "защитник мужей", неплохо, верно? А по отчеству Филиппович, но не Македонский, а просто так... Ну что вы сидите, пейте уж, не стесняйтесь, ну обделите меня, господи, вам же нужней... Вот и молодец!
Шустеров передал ему чекушку, выдохнул и обтер губы. Александр Филиппович ловко выхватил из кармана пиджака сырок "Волна" и сунул Шустерову в руку.
- Жуйте, жуйте. Мне не надо, чтоб вы захмелели, мне с вами разговаривать хочется. Думаете, я зачем к вам пристал? Чтоб поговорить. Я человек одинокий, холостяк, а знакомые все женатики, обремененные, у них времени на дружескую беседу нет, а мне она единственная радость, я вас и подловил. - Он хлебнул из горлышка, смешно скривился, потянул носом воздух, отломил уголок сырка.
- И о чем мы будем говорить, Александр Филиппович?
- Говорить? А сначала я буду вас вычислять, это моя любимая игра. Ну-ка... Ага. Так-так. Ну, с вами все ясно. В общем, вы попали на черную полоску и пошли вдоль.
- Как это?
- Да что вы, в самом деле... Ну, жизнь - она ведь как зебра: белая полоска, черная, белая, черная...
- И верно тогда, - невесело усмехнулся Шустеров.
- Значит, так. Во-первых, от вас ушла жена - не умерла, вы тогда не сняли бы кольцо, только на другой палец... а вы сняли, вон полоска незагорелая. Во-вторых, слава богу, что ушла, вам давно ее надо было выгнать, что это за жена, если мужик сам пуговицы пришивает? Не любила? Нет, раньше любила, вы б иначе не женились, не то лицо у вас... Разлюбила. А почему? Лицо незагорелое, под глазами круги - гуляете мало, значит, много сидите, значит, ей внимания не хватало... Над чем же сидите? Рулон... Вышли из института физических проблем, а рулон с собой. Значит, не тамошний, гость. Докладывали, значит, а они это... долбанули. А что ж вы докладывали? Диссертацию? Вряд ли, папка больно толста, у физиков таких толстых диссертаций не бывает... Погодите-жа... на среднем пальце правой руки вмятина, в кармане чешская цанга... э-э, брат, да вы вообще дикий что, проектировщик?
- Конструктор, - признался Шустеров.
- Ну что-о вы, Лев Иванович, в самом деле, что вы туда полезли? Нынешняя физика - она не для любителей, там с образным мышлением делать нечего, а математику вы ведь так себе?..
Шустеров сцепил зубы. Сегодня ему это хорошо дали понять.
- А не расстраивайтесь, плюньте. Математика - это что? Это азбука для слепых. Нет у человека образного мышления, не может зажмуриться и увидеть, ну и начинает выписывать формулы, там-то видеть не надо, там ведь по правилам: возьми здесь, подставь сюда, перенеси в левую часть, преобразуй, теперь считай восемь лет, а потом уж можешь сесть, построить график и увидеть. Вся математика - чтоб описать значками, чего глазом ие видишь. Не представляешь сил - сочиняй векторы, кривую нюхом не чуешь - бери производные, анализируй. И вообще все это подстроили шпионы кибернетических миров: роботы пространственного воображения не имеют, им цифирь подавай, вот они исподволь и приспособили этот мир, чтоб на цифирьке держался, чтоб им легче вползти - а потом оккупировать и узурпировать... Вы ведь и сами небось считали, где-то бутылки совали, чтоб пустили на большую машину, фортран этот нелепый зубрили - было дело?
Шустеров оторопело кивнул. У него начинала кружиться голова - не то от водки, не то от необычного собеседника.
- Стоп, Лев Иваныч, вы меня уже насчет психопатии оцениваете?
Шустеров подумал и искренне удивился:
- Слушайте, а ведь верно пора, а я еще и не подумал!
- И не надо, потому что я вовсе не псих, просто немножко не такой но ведь это не значит ненормальный, а? Что такое норма? Так, как большинство? Или как немногие, но лучшие? Не усмехайтесь, скромность тут ни при чем, нужно просто трезво оценивать ситуацию. К примеру, я не умею ходить по ступенькам - ненормальный, да? А может, я летать умею - так зачем мне ходить по ступенькам? Вы не умеете орудовать математикой ненормальный? А зачем вам, если вы просто видите? Кстати, а что вы там такое увидели?
- Как мне объяснили - привидение, - вздохнул Шустеров.
- Чудесно! Восьмой год мечтаю увидеть привидение, и не выходит. Ну а конкретнее?
- Непротиворечивую модель стационарной Вселенной.
Александр Филиппович задрал брови и приоткрыл рот. Потом вздохнул и сказал:
- Ладно, гордыня так же нелепа, как и скромность. Кто-то умный сказал, что порядочный ученый должен уметь объяснить свою теорию пятилетнему ребенку. Допустим, я ребенок - объясняйте.
Шустеров потянулся было к рулону, за плакатами, но Александр Филиппович скривился:
- Да ну их, лучше так, на пальцах. Мне надо, чтоб картинка на глазах прорисовывалась.