– Чего-то не хватает, – сказал Ингерсол.
– Чего?
– Нет котенка.
Они подошли к платяному шкафу. Клинг, вспомнив миссис Анджиери, посмотрел за трельяж, памятуя, что тогда котенок завалился за него.
– Постой, а вот и он, – сказал Ингерсол.
Рядом с серебряным набором для ухода за волосами, который почему-то не привлек внимания вора, стояла небольшая стеклянная фигурка котенка с голубым бантиком на шее.
– Наверное, с живыми у него сейчас перебои, – мрачно заметил Ингерсол.
– Может, остались какие-нибудь отпечатки, – предположил Клинг.
– Сомнительно.
– Да, он слишком осторожен.
– Нет, ну как тебе нравится этот сукин сын? – не выдержав, взорвался Ингерсол. – Мы сидим, как дураки, и поджидаем его в двух разных квартирах, а он набирается наглости обчистить третью – у нас же под носом!
– Давай поговорим с управляющим.
Управляющему Филиппу Трэммелю было под шестьдесят. Был он худощав, одет в джинсы и джинсовую рубашку.
– Как вы обнаружили, что квартира ограблена? – спросил его Клинг.
– Я поднимался наверх, чтобы собрать мусор. У нас нет мусоропровода, поэтому жители обычно оставляют мусор в полиэтиленовых пакетах у черного входа, а я сношу его вниз. Это несложно. Вы скажете, что это не дело управляющего, но я не против того, чтобы немного помочь людям.
– И что вы обнаружили?
– Я увидел, что дверь квартиры 6Д открыта. Вспомнив, как ограбили мисс Блейер, я, конечно, зашел внутрь и вот что увидел. Кто-то уже успел побывать здесь до меня. Я сразу же вызвал полицию, и вот вы приехали.
– И вот мы приехали, – сокрушенно вздохнул Ингерсол.
Глава 14
Если тебе присылают по почте снимок футбольной команды, то первое, что ты думаешь о приславшем, это то, что он просто сумасшедший, если, конечно, ты не понимаешь, зачем он это сделал и что под этим подразумевается.
Если бы до этого ребята из восемьдесят седьмого участка не имели достаточно информации, то они бы в жизни не догадались, что может означать этот фотостат. Но, наученные прошлым опытом, они начали не спеша сопоставлять последний снимок с предыдущим.
Если Вашингтон означает «первый»...
А Гувер означает «федеральный».
Вильма Бэнки означает «банк».
То что же тогда значит...
Ван Бурен мог означать только самого себя, но он никак не увязывался с последним снимком.
Если «Зеро» означает «круглую площадь», то при чем здесь футбольная команда?
– Почему не бейсбольная? – спросил Мейер.
– Или хоккейная? – добавил в свою очередь Карелла.
– Или баскетбольная или ватерпольная, или волейбольная, черт возьми! – раздраженно сказал Хейз.
– Почему футбольная?
– Что он этим хочет сказать?
– Но он, вроде, все уже нам сообщил...
– Может, он хочет нам сказать, что все это для него игра?
– Но почему именно футбол?
– А почему бы и нет? Игра есть игра.
– Но не для Глухого.
– К тому же сейчас не футбольный сезон.
– Да, сейчас бейсбол в самом разгаре.
– Почему же все-таки футбол?
– Все, что было нужно, он нам уже сказал.
– Пару минут назад я говорил то же самое.
– Кто-нибудь звонил в восемьдесят шестой участок?
– Я. Вчера днем.
– Они прикроют банк завтра?
– Говорят, что муха не проскользнет.
– Может, у него в деле задействовано одиннадцать человек? – предположил Хейз.
– Что?
– Футбольная команда. Одиннадцать игроков.
– Нет, секунду, – сказал Карелла. – А что он все-таки нам не сообщил?
– Он все сообщил. Дату, название банка, адрес...
– Да, но не время.
– Одиннадцать, – снова повторил Хейз.
– Одиннадцать часов, – подтвердил Мейер.
– Да, – убежденно кивнул Карелла и снял трубку телефона. – Кто в восемьдесят шестом занимается этим делом?
Полицейские восемьдесят шестого участка ничем, кроме, разумеется, имен, не отличались от своих коллег из восемьдесят седьмого. Полицейские, как и все работающие в маленьких коллективах, становятся очень похожими друг на друга, и поэтому их очень трудно различать как отдельные индивидуальности.
До звонка Кареллы детектив первого ранга восемьдесят шестого участка Альберт Шмидт разговаривал с мистером Альтоном, управляющим одного из отделений Первого Федерального Банка. Но после разговора с Кареллой появилась важная дополнительная информация, и Шмидту пришлось второй раз навещать банк лично.
Мистер Альтон, маленький толстенький человечек с лысеющей головой, до сих пор, по-видимому, не мог отойти после первого разговора с полицией. Новый визит детектива, сообщившего еще и точное время ограбления, окончательно вверг управляющего в уныние.
– Но я никак в толк не возьму, – говорил он, – откуда им известно даже точное время ограбления?
– Не знаю, – задумчиво произнес Шмидт. – Может, бандиты вообще не придут, сэр. Может, они все это специально придумали, чтобы сбить нас с толку.
– Но вы же говорили, что на этом участке висит столько преступлений...
– Да, он нам доставил кучу неприятностей. Не мне, конечно, лично, а всему полицейскому управлению. Поэтому мы и считаем, что лучше лишний раз перестраховаться.
– Не знаю, не знаю, – качая головой, говорил мистер Альтон. – Пятница у нас самый напряженный день. По пятницам мы выплачиваем наличные рабочим сразу трех заводов. Если вы замените...
– Да, мы как раз думаем, что преступники рассчитывают взять эти деньги, мистер Альтон. Именно зарплату.
– Да, но если вы замените моих кассиров своими людьми, то как мы сможем обслуживать наших клиентов?
– Вы полагаете, что если грабители унесут полмиллиона долларов, обслуживание значительно улучшится?
– Нет, конечно, но... – мистер Альтон снова покачал головой. – Когда ваши люди будут здесь?
– А во сколько вы открываетесь?
– В девять.
– Значит, к этому времени наши люди уже будут здесь, – сказал Шмидт.
В помещении восемьдесят седьмого полицейского участка, очевидно, в предвкушении поимки Глухого, царило оживление, звучали шутки и смех.
– Представляешь, этот тип покупает слуховой аппарат, – рассказывал Мейер, – и расхваливает его своим друзьям, мол, это лучшее вложение капитала, которое я когда-либо делал в своей жизни. Теперь, даже если я наверху в своей спальне, я сразу слышу, как внизу закипает чайник! Если мне навстречу едет машина, то я знаю об этом уже за милю. Это самая классная вещь, которую я когда-либо покупал! Ну вот, он все это рассказывает, друзья согласно кивают, а один спрашивает: «И сколько же ты за нее заплатил?» А он смотрит на часы и отвечает: «Без четверти два».
Зазвонил телефон.
Клинг, все еще корчась от смеха, поднял трубку.
– Восемьдесят седьмой участок. Детектив Клинг.
– Берт, это я.
– О, привет. Августа.
– Да, этот парень просто великолепно играл на скрипке, – рассказывал уже Хейз. – Когда он начинал играть, люди переставали бить друг другу морды, собаки – гоняться за кошками...
– Берт, через полчаса я заканчиваю работу, – сказала Августа. – Когда ты освободишься?
– Не раньше четырех, – ответил Клинг. – А что?
– Ну, я подумала, может, мы могли бы заняться любовью прямо днем...
– Этот парень был прямо универсальный миротворец, – продолжал Хейз. – Он пошел в ООН, и ему оплатили испытательную поездку в африканские джунгли – сыграть на скрипке диким животным, чтобы они перестали пожирать друг друга. А потом он планировал отправиться в кругосветное миротворческое турне.
– Ну... – сказал Клинг, украдкой взглянув на своих коллег. – Я думаю, мне удастся смотаться немного раньше. Ты сейчас где?
– Я...
– Секунду, я возьму карандаш.
– В джунглях, в самой глубокой чаще, он останавливается под пробковым деревом, достает свой инструмент и начинает играть, – говорил Хейз.