— Как ты смеешь нас оскорблять? — прорычал самый главный.
— Я могу сказать всё, что угодно, — заговорил опять Доминик.
Комиссия оцепенела. А из пасти Доминика слова посыпались, как из рога изобилия:
— Чей это слон? Кто такой этот Пиня? Совершеннолетний? Отец у него есть? Мать есть? Ну, и что они по этому поводу? По какому поводу? По поводу слона. Как, совсем ничего? А что вы лично об этом думаете? А ваш муж? А что говорят в связи с этим другие соседи? Соглашаются без возражений со слоном? Подумать! В голове не помещается! Где живёт этот Пиня? Вы можете вызвать его сюда? А мы комиссия. Мы пришли насчёт вот этого слона. Возможно, но не о том речь. Дело довольно серьёзное... Что за шутки? Дурака валяшь? Если ты чревовещатель, иди в цирк, только там такие нужны! Если только там будут ему платить! В ла-ла-ладошки хлопать бум! С чего бы тебе говорить тогда «с чего бы»? Не з-з-з-з-заговаривай, понимашь, зубы! Как смеешь нас оскорблять?
— Ну, что вы на это скажете? — с триумфом спросил Пиня. — Верно, он умеет говорить так же, как вы, верно?
— Эта технический трюк! — шёпотом сказал самый главный. — В слона вмонтировали магнитофон с микрофоном. Всё, что мы говорили, было записано на плёнку, и теперь этот сопляк нам её проигрывает. Но мы ему этого не простим. Слон должен исчезнуть отсюда! Согласны?
— Ещё бы, — прошептал второй член комиссии.
— П-п-п-поневоле соглашашься, — заикаясь, пролепетал третий.
— Комиссия провела совещание, — громко сказал самый главный. — Вот результаты. Слона, по имени Доминик, надлежит в кратчайший срок изъять из сада, в коем он проживает безо всякого на то позволения: у вышеупомянутого слона нет жилищного ордера на вышеупомянутый сад. Помимо незаконного проживания в саду, слон Доминик подозревается также в том, что в его внутренностях содержится магнитофон с микрофоном, каковую установку он применяет для затруднения работы комиссии. В связи с вышеизложенным комиссия после детального ознакомления с обстоятельствами дела пришла к выводу, что крайне необходимо перевести Доминика в такое место, где его присутствие не будет способствовать нарушению общественного порядка.
Пиня готов был расплакаться.
— Держать дома животных не запрещается! — сказал он сквозь слёзы.
— Можно, можно, — сказал самый главный. — Но не таких. Можно держать, например, кроликов...
— Или собачек, — добавил второй.
— Или б-б-б-белых мышей, — добавил третий, тупица.
— Или козочек...
— Или к-к-кабанчика...
— А также кошек...
— Рыбок...
— Даже корову...
— Или л-л-л-лошадку.
— Но только не слона, — сказал в заключение самый главный.
Тут Пиня разрыдался.
Пинины слёзы подействовали на Доминика, как красная тряпка действует на быка. Его доброе слоновье сердце было не в состоянии это перенести. Доминик решил расквитаться с теми, кто огорчил его горячо любимого друга. Незаметно, мелкими шажками, приблизился он сзади к членам комиссии, внезапно обхватил хоботом всех троих и поднял вверх.
Подняв комиссию на высоту второго этажа, Доминик вразвалку двинулся по саду.
— Доминик, Доминик! — бросился за ним Пиня. — Успокойся, Доминик! Не делай глупостей, умоляю тебя! Поставь комиссию на землю, успокойся!..
Но Пинины крики не произвели на слона ни малейшего впечатления. Впервые в жизни Доминик по-настоящему разъярился. Никакие уговоры не в силах были его остановить.
С комиссией в хоботе шёл Доминик по улицам городами грозно урчал. Так он добрался до главной площади, где стояла ратуша с тремя башнями.
До сих пор не удалось выяснить, как он это сумел сделать, но факт остаётся фактом: одним взмахом хобота Доминик уместил каждого из членов комиссии на вершине отдельной башни.
На самой, нижней очутился третий, который не мог от страха даже крикнуть по-настоящему и только повторял, как попугай:
— К-к-к-караул!
На средней башне оказался второй член комиссии. Без устали он вопил одно и то же:
— Я больше не буду! Я больше не буду!..
На третьей, самой высокой, украшенной золотым шаром, уместился начальник.
— Погоди, слон, я тебе ещё покажу! Я тебе ещё покажу, слон! — кричал он.
Сбежались люди. Глядя на ратушу, они покатывались со смеху. Потом пришлось вызвать пожарных и снять комиссию с башен.
Ещё раньше, чем это произошло, Доминик, хитро поблёскивая своими крохотными глазками, поклонился сидящим на башнях членам комиссии и сказал на прощание:
— До свидания, высокая комиссия!
XVII
Под мостом на металлической ферме сидел Хмурый и от скуки плевал в воду. Вот уже много дней подряд у него не было случая ничего украсть. Он чувствовал себя прескверно. Погружённый в печальные мысли, он даже не заметил, как появился Весельчак.