В своем лифте я будто не замечал ее взгляды искоса. Это почему-то напомнило первый раз, когда я тащил ее к себе, она точно так же нервно предвкушала.
Я ударил ее, едва закрыв дверь, исполняя обещание. Катя подалась ко мне, попыталась ухватить губами пальцы, но я только ударил ещё раз, тыльной стороной ладони. И буду бить, пока она не расслабится, пока не отпустит свои страхи. Со мной нужно быть сосредоточенным только на мне.
Нежная кожа на щеках уже покраснела, а нижняя все подставлялась, жмурилась, как довольная кошка. Я иногда бил чуть слабее положенного, давая ей почувствовать контраст со следующим ударом, полноценным. Она пошатнулась, взведенная, как струна, я больно вцепился ей в плечо и ударил ещё раз. Я знал, что это последний. Катя с тихим стоном рухнула на колени, как подкошенная, уткнулась лбом мне в бедро, тяжело дыша и уцепившись пальчиками за штанину. Отлично было видно, как расслабляются ее плечи, я почувствовал, что она практически растеклась по моей ноге, доверчиво и спокойно. Отлепившись и с явным трудом подняв руки, она попыталась было ухватиться за пряжку, но я сел на корточки, принимая кисельную девочку в объятия.
— Я не хочу, — хрипло пробормотал я.
Стояк, конечно, каменный, но в процессе немного неправильной игры я его не заметил, а теперь как-то не хотелось лишать ее этого спокойного состояния. Убирая прядки с ее лба, я придержал руку, когда она потянулась благодарно поцеловать костяшки. Холодными ручонками робко обхватив мое запястье, Катерина с выражением абсолютного блаженства на лице прижалась щекой к ладони.
— Ты это для меня? — тихо и сипло поинтересовалась она.
— Да, детка, — погладив большим пальцем ярко-розовую скулу, я чмокнул шершавые от сухости губы.
Девочка потянулась ближе, когда я хотел отстраниться, так что ей досталось ещё несколько поцелуев. Поверхностных, ласковых, какие ей сейчас и нужны.
Все же встав с ней на руках, я отнес ее на кухню, вручил бутылку пива. Пока она безропотно делала маленькие глотки, сходил в ванную за кремом. В итоге малявка свернулась в клубочек у меня на коленях, подставляя чересчур румяные щеки и послушно хлебая крепкое темное.
— Когда папу арестовали, — начала она, видимо, решила, что сможет рассказать, — он заплатил большие деньги, чтобы ему и какому-то воришке подменили документы. С его именем он сел по сто пятьдесят восьмой на шесть лет. И теперь… — шмыгнув носом, она залпом допила остатки. — Теперь бабушка с него пылинки сдувает, наверняка рассказала, куда я свалила.
— Ты сама знаешь, куда свалила, — кончиками пальцев растирая ещё не до конца впитавшийся крем по ее левой щеке, я прижал ее к себе покрепче, — туда, где тебя защитят.
Она тускло улыбнулась, притерлась к моему плечу правой щекой. Если уж после той херни с вывихом я для нее не защитник, не знаю, что еще надо сделать, чтобы им стать. Надеюсь, слезно извиняющегося мужика на коленях со сломанными голенями хватило. Если не хватило, этого раза с ублюдочным батей хватит. Увильнуть от ментов он смог, а вот от меня никуда не денется.
========== Часть 13 ==========
Катя проснулась ночью, возилась и разбудила меня. Сейчас я уже могу вспомнить, что мы правда трахались, медленно, больше целуясь, чем двигаясь. Она была сверху, лёгкая и теплая, а я, будто во сне, зацеловывал ее изо всех сил. А теперь вот сопит тихонько, устроившись у меня на груди, под глазами залегли глубокие тени. Не исключено, что она вообще не спала, пока я не проснулся, каждого шороха пугается. Поглаживая ее спину и волосы, я прикрыл глаза. Надо что-то делать с ублюдком. Настолько крутых друзей, чтобы прикрыть жопу и отмазать от убийства, у меня нет. Если только через босса такое провернуть. Зато есть такие, что без вопросов повесят на любого мудака любую статью. Если сделать ему рецидив по его сто пятьдесят восьмой, ближайшие годы можно будет не беспокоиться о его местоположении. Я поморщился, потому что в кои-то веки нет возможности творить все, что пожелаю.
Завибрировал телефон Кати, она испуганно дернулась, но податливо притихла, когда я обнял ее крепче. Как ночью, долгие, медленные, глубокие поцелуи — однозначно лучше раннего подъёма.
— Давай сегодня никуда не пойдем? — тихо предложил я. Сегодня у меня только две доставки, отдам их мелкому. — Поваляемся, а?
— Но у меня пары, — да вижу же, что сомнение в голосе просто от прилежности, а так она и сама хотела бы остаться дома.
— Студенты должны прогуливать, а во время прогулов напиваться и трахаться, — тоном бывалого ученика сообщил я, — иначе зачем вообще быть студентом?
— Будем напиваться и трахаться? — с мягкой улыбкой уточнила девочка, удобнее устраиваясь на мне.
— Обязательно, — запустив пальцы ей в волосы, я чуть потянул, заставляя игриво-заинтересованно прикусить губу.
Приподнявшись, я поцеловал ее, пожестче, чем до этого, скользнул свободной ладонью по голому бедру.
— Ого, — выдохнула Катерина, опуская голову.
Нет, надежды не оправдались, она положила обе руки мне на живот. Раз уж я поднял верхнюю часть торса с кровати, под заметно истончившимся слоем жирка напрягся пресс. Причем в таком действительно впечатляющем положении на виду у Кати он первый раз. Ну или не совсем на виду, учитывая, что она на нем ещё и сидит.
— Я думал, восхищение адресовано пониже, — ухмыльнулся я, щёлкнув ее по носу, — в молодости это была ещё та стиральная доска.
— Все равно круто, — нижняя тыкала своим тонким пальцем в стальную мышцу, пытаясь ее продавить.
Когда я в юности качался, прессу, груди и бицепсам было уделено максимальное внимание. Плоды тяжких трудов пожинаю, оказывается, до сих пор.
Вдоволь ощупав объект своей симпатии, Катя улеглась мне на грудь и прикрыла глаза. Наверное, мне так даже спокойнее, что она дома остаётся. А то не совсем хорошо, что я не знаю, где мразь и как ее искать.
— Я вот тут думаю в последнее время, — негромко начала девочка, подушечкой пальца поглаживая родинку у меня под ключицей, — зачем я тебе? Ты вот проблемы мои решаешь, защищаешь меня, зачем? — я открыл было рот, когда она рывком подняла голову, а глаза грустные-грустные. — Не только из-за игр ведь, да?
Первое правило саба — бояться, что дом наиграется и бросит. Особенно учитывая тот факт, что ее первый верхний так и сделал.
— Ты не вещь, которая должна быть зачем-то нужна, — усмехнулся я, заправив прядку ей за ухо, — ценю тебя, поэтому и забочусь.
— Но, тем не менее, я твоя собственность, — совсем по-другому, спокойно и с улыбкой, это хорошо.
— Охуенно правильно мыслишь, детка, — смеясь, я поднял голову и чмокнул ее в лоб, — единственная и неповторимая собственность.
Аж засветилась вся, упорхала куда-то в сторону кухни. Я с довольной усмешкой потянулся, нащупал свой телефон, чтобы написать Семену о подмене. Пацан трудолюбивый и никогда не откажется от лишней пары хрустящих бумажек в кармане, так что можно не беспокоиться на этот счёт. Заодно написал ментовскому приятелю, что есть не телефонное дело. Если понадобится пьянку организовать для разговора, проблем не будет, это я всегда пожалуйста.
Странно, она, вроде, пошла то ли в ванную, то ли на кухню, но тишина. Ни шума воды, ни звона посуды. Выпутав ноги из одеяла, я пошел на разведку.
Катя в моей футболке и с ошейником стояла у окна на кухне, ко мне спиной. Один из лучших ракурсов и вариантов одежды. Обняв ее за талию, я пристроил подбородок у нее на макушке и попытался понять, на что она так внимательно смотрит. Правда, предполагал все, кроме истины.
С моего четвертого этажа прекрасно видно двор. Площадка для детворы, заставленные машинами тротуары — все типично. Кроме незнакомого плюгавенького мужика, сидящего на ограде площадки, худого, с заметными даже отсюда залысинами. Они с Катей чрезвычайно пристально смотрели друг на друга, что развеивало остатки сомнений в его личности.