— Как он узнал, где я живу? — поинтересовался я, чувствуя, как она льнет ко мне, ощущая ее пугливую дрожь.
— Не знаю, я бабушке не говорила, — надтреснуто выдохнула она, — что мне теперь делать?
Почуяв приближающуюся панику, я повернул ее к себе лицом и сделал шаг назад, выходя из поля обзора со двора.
— Сидеть дома, — заглядывая ей в лицо, я неудобно ссутулился, но это мелочи, — я уже придумал, что с ним делать, так что скоро все будет хорошо, детка.
— Ты будешь со мной? — крепко вцепившись мне в запястья, Катерина с непередаваемой мольбой смотрела прямо мне в глаза, что ей несвойственно. — Будешь?
— Конечно, моя хорошая, — ее ногти больно впивались в кожу, но я не подал виду. Ей нужен якорь, чтобы не унесло на волнах истерики, и я им буду, — может, выпьешь успокоительного?
— У тебя же нет таблеток, кроме антипохмельных, — вот, бытовуха всегда помогает отвлечься.
— Зато у меня есть отличный коньяк, — я осторожно попробовал забрать свои руки, и мне позволили. Достав стопку и бутылку, я налил ей грамм двадцать, от силы, — целебная настойка от всех болезней, чтоб ты знала.
Попытка разрядить обстановку оказалась безрезультатной. Обычно она отказывается от таких крепких напитков, но тут махнула, даже не поморщилась. Я утащил ее в гостиную, где окна выходят на другую сторону дома, сунул ей в руки ее плюшевого кота, заказал пиццу, обнял, включил канал про животных. Нервные подрагивания и напряжение вскоре прошли, девочка взяла себя в руки. Она мне как-то показывала фотографию молодой мамы, опасения оправданы — они одно лицо. Представляю, как ей страшно сейчас. Жила себе, жила, а тут самый стремный ночной кошмар опять наяву.
Вроде, Катя ожила, так что звонок от менеджера я позволил себе принять в другой комнате. И услышанное мне совсем не понравилось — одна из доставок клиенту такого уровня, что отправить Семена ну никак нельзя. Делов на десять минут, дорога туда-обратно займет полчаса. Оставить Катерину на сорок минут? Когда это говно сидит во дворе в такой опасной близости? Да, мою дверь даже тараном не вынести, но дело не в его возможных попытках залезть в хату, а в самом факте его присутствия.
Девочка, как обычно, ни слова не возразила. Я пытался увидеть следы недовольства, потому что, да, блять, я нарушаю обещание не оставлять ее одну, но увидел только страх. Пока сомневался и собирался, привезли пиццу — Катя от звонка в дверь подпрыгнула едва ли не на полметра. У меня ныло в груди от предчувствия какого-то говна, я даже порывался спихнуть заказ на босса, но он упиздил на турбазу хуй знает куда и благополучно находился вне зоны действия сети. И меня именно в этот момент больше всего разозлило принятое мной лично решение сделать главным его, а не принять бразды правления наркотрафиком.
— Закрой за мной на средний замок, и даже дивизия ОМОНа открыть не сможет, — накинув на плечи кожанку, я чуть наклонился, чтобы заглянуть в лицо опустившей голову девушке, — полчаса, детка, ладно?
Она кивнула, прикусив губу и глядя на меня огромными влажными глазами. Блядство…
Стоя за дверью, я проследил за щелчками. Три замка, каждый на два оборота. Верхний и нижний со скважинами снаружи, средний только с ручкой изнутри. Помолиться, что ли, чтобы все было нормально, пока меня нет? Хотя я столько говна натворить успел, что даже всепрощения не хватит.
Во дворе мудака не оказалось, хотя я хотел бы его встретить. Сломать нахуй челюсть, как минимум, и отвлечь от моей девочки. Но в обозримом пространстве его не наблюдалось, и это вызывало мерзкое чувство. Как когда идёшь за тапком, чтобы ебнуть паука, возвращаешься и не находишь его. Никогда не знаешь, где выползет.
Все было нормально. Вроде бы. Я торопился, как только мог, нацеплял штрафов и матерных воплей, но через пятнадцать минут после выезда из дома уже собирался обратно. Надел шлем, тронулся — и звонок. Пара секунд, не больше, пришлось перезванивать.
Катя тяжело дышала, с хрипом, с перерывами.
— Я уже еду, детка, — пробормотал я, ей должно быть слышно, несмотря на шум движка, — слышишь?
— Он пришел, — всхлипнула она, надрывно и страшно, — просит впустить.
Как в дерьмовом ужастике, мать его. Вот выбрал же время!
— Ну ты же не будешь этого делать, — пролетев уже опустевший перекресток в первые секунды включения красного сигнала, я глянул в зеркало и перестроился в левый ряд, потому что впереди тупящий автобус, — а я уже скоро.
Минут пять ещё, только пять, проклятье, это много или мало, а?!
Раздался звонкий удар металла о металл, который я услышал даже через два телефона, Катя взвизгнула и разрыдалась.
— Эй…
Еще один удар и ещё один панический вскрик. Бедная девочка плакала от ужаса и бессвязно просила оставить ее в покое, а я от бешенства ничего вокруг себя не видел. Убью, убью нахуй суку!
— Нет, нет, пожалуйста…
Он продолжал лупить по двери, а она продолжала вскрикивать и бормотать. Противные мурашки побежали по спине, когда я просто представил, как сильно ей страшно. Даже сравнить в своей жизни не с чем. А она ещё и явно сидит в прихожей, глупая, нет бы спрятаться.
— Уйди оттуда, — сквозь зубы попросил я, мотоцикл опасно юзанул задним колесом, когда я зашёл в поворот на передачу выше, чем следовало, — иди в спальню, закрой уши.
— А дверь? Вдруг… — ее измученный, полный ужаса вскрик в очередной раз оборвал мне душу.
Ясно, понял, надо видеть дверь, чтобы быть уверенной, что она закрыта. Ещё минута, я уже почти дома, через поворот заехать во двор осталось.
Соскочив с Санька, я порысил в подъезд, на ходу стаскивая шлем едва ли не вместе с ушами. Через ступеньку поднялся к двери, поцарапанной, у порога валялся лом. От злости пробежал ещё на два этажа наверх в попытке найти и выбить все дерьмо, но не выдержал, спустился и ещё раз позвонил ей. Мне пара минут, а ей как вечность. И так вот оставил одну, ей досталось просто кошмарно.
— Я тут, детка, открой мне, — не к месту вспомнилось «козлятушки-ребятушки, отопритеся», но скользкий недоволк свалил, — ты слышишь?
Мне вот было слышно только ее сбитое прерывистое дыхание. И, наконец, щелчок, ещё один, и ещё. Но она не открыла, только отомкнула. И, судя по взгляду, до последнего боялась, что войду не я.
Кинувшись ко мне, Катя почти без помощи забралась на меня, обнимая всеми конечностями и прижимаясь так, что, кажется, забыла дышать. Замкнув изнутри дверь, я прижал девочку к себе покрепче и обессиленно сполз по стене.
— Прости меня, детка, — гладя ее по распущенным волосам, я уткнулся носом в дрожащее плечо, — прости.
— Он ушел? — еле слышно выдавила она, ерзая в попытке притиснуться ещё ближе.
— Да, ушел, — я мягко поцеловал ее в шею.
Стыдно. Обещал не оставлять одну, быть с ней, а в итоге уехал в самый неподходящий момент. Стыдно и противно.
========== Часть 14 ==========
Я подходил к дому, покручивая ключи на пальце. Настроение было преотличное, я получил зарплату, заехал за кольцом и сейчас намеревался опуститься перед своей девочкой на одно колено, потому что сделать её совсем своей хотелось нестерпимо. Она уже стояла у подъезда, с кем-то разговаривала. Ну что ж, прилюдно так прилюдно, похуй. Правда, получать благословение я не собирался и поморщился, заметив, что собеседником является ее отец. Мерзкий типок метр с кепкой и глубокими залысинами, а уж морда как у помеси лисы со слизняком. Я почти замедленно видел, как он замахивается здоровым кухонным ножом, как лезвие чуть проскальзывает в сторону по грудине и находит щель между ребрами, впивается в плоскую грудь Кати по самую рукоятку. И ещё раз, и ещё, кровь хлещет на тротуар, ему в лицо, и он мерзко хохочет.
Рванувшись вперёд, я упал на колени, успел подставить локоть и пребольно им ебнулся. Это помогло понять, что сейчас раннее утро, а не вечер, в спальне почти темно, а на кровати сидит целая и невредимая Катерина, сонно потирающая глаза крохотными кулачками. Совсем уже из ума выжил…