На складе, спешно забирая товар, я встретился с мелким. Он как-то несмело меня отозвал в сторонку, почему-то напомнив Катю.
— Я… Ты будешь моим свидетелем? — он редко смотрит кому-то в глаза, так что я счёл прямой взгляд признаком нервозности.
— Буду, конечно, — потрепав его по коротко остриженной макушке, я улыбнулся. Ну вот и вырос прикормыш, эх, — надеюсь, свадьба не по залету? — Семён покачал головой, и я довольно кивнул. — Правильно, нехуй тянуть. Молодец.
Оставив его гордиться заслуженной и редкой похвалой, я поторопился к машине. Уже пятнадцать минут, как меня нет дома.
По пути к последнему месту передачи я краем глаза заметил подозрительного субъекта. За годы вычислять в толпе ломающихся наркоманов стало полезной привычкой. И, судя по пристальному взгляду, он точно знает, что за увесистый пакетик оттягивает внутренний карман моей кожанки. Продолжая идти, как ни в чем не бывало, я глянул на часы. Сорок восемь минут с момента выхода из квартиры, времени в обрез. Сунув правую руку в карман, я продел пальцы в добротный свинцовый кастет. Предосторожности никогда не бывают лишними.
Парень кинулся на меня у черного входа в клуб. Бледный, трясущийся, но с таких размеров ножом, что силы много и не надо. Придержав левую полу куртки, чтобы не размахивать пакетом в кармане, я увернулся от лезвия и вкатил ему по морде. Да, отпечаток моих инициалов надолго на щеке останется. Но кто ж знал, что их двое? Пока я широко размахивался, старый дурак, другой полоснул мне по боку. Судя по звуку, порезал куртку, и от этого я уже взбесился.
— Это кожа, мать твою, буйвола! — рыкнул я, с локтя прописывая какому-то дрыщу в висок.
Убедившись, что оба тела валяются и стонут, я ввалился в клуб. Там уж меня уважили по полной, даже предложили рану промыть. Пока дилер под моим наблюдением проверял товар, расписывался за получение и пересчитывал деньги, парень из вышибал протер глубокий порез водкой, обколол лидокаином, взялся зашивать.
— Ещё не теряешь навыки, — усмехнулся дилер, перевязывая пачку наличности резинкой.
— Куртка хоть цела? — поморщившись от укола иглы, я не пошевелился.
Пришлось чуть наклониться вперёд, потому что порез был длинным, из-под подмышки до нижнего края лопатки. Супер неудобное место, будет болеть даже при движениях левой рукой. Зато лезвие прошлось по ребрам и ничего важного не задело.
— Да, видимо, он ее кулаком зацепил и под ней резал, — мне продемонстрировали, что все ништяк, и я выдохнул.
Из кармана на бедре раздалось напевание «дай-дай-дай» Сплина, и я похолодел. Ну конечно, уже час и пять минут!
— Немного задержусь, детка, — поморщившись ещё раз, я недовольно оглянулся на горе-хирурга, — у тебя там все нормально?
— Да, все тихо, — вздохнув, она буднично спросила: — что тебе на обед приготовить? Суп есть, могу котлеты ещё сделать.
— Ну ты же знаешь, что я ни за что на свете не откажусь от твоих котлет, — несмотря на жжение, я улыбнулся, — опять под дверью сидишь?
— Зато я точно знаю, что она закрыта, — засопела девочка, явно сжала губы, а они выпятились вместо того, чтобы стать ниточкой.
— Ну я же ничего, — резко выдохнув, я повернулся к криворукому эскулапу, — понежнее можно как-нибудь, а?
Он буркнул извинение и сделал ещё один стежок, уже аккуратнее.
— А что там такое? — с робким любопытством поинтересовалась Катерина.
— Да так, поцарапался, сейчас повязку сделают, и приеду, — как можно спокойнее ответил я.
Понимая, что ей нужна поддержка, я болтал обо всякой херне всю дорогу до дома. Подниматься по лестнице не хотелось, так что я лениво проехал четыре этажа на лифте, на первом этаже все же прервав разговор.
Привычная картина двери была нарушена. Магнитиком прицеплен лист бумаги и… Мокрые потеки. Этот уебок обкончал мою дверь?!
Сорвав записку, я с трудом смог разглядеть, что написано, потому что ярость застилала глаза.
«Ты думаешь, что она твоя, но это неправда. Это моя Дашенька в новом теле, моя, только я могу ее любить. Ты пожалеешь, что касался своими грязными руками предназначенного мне тела. Я убью тебя.»
— Нет, сучий потрох, — прорычал я, сминая бумажку в кулаке, — это я тебя убью ко всем ебаным хуям.
Пусть только попадется мне! Как бы ни было мерзко, я присмотрелся к белесым потекам на металле и лужице на полу. Не высохла. Он ещё где-то тут.
Пробежав наверх до одиннадцатого этажа, я спустился вниз, на первый. Выскочил из дома, стараясь внимательно, а не лихорадочно оглядываться.
— Ну где же ты прячешься, сученька? — процедил я, обшаривая взглядом двор. — Папочка хочет поиграть с тобой в бокс.
Запала на беготню хватило только на несколько минут. Разнылся бок, да и Катя уже слишком долго одна, так что я поковылял домой, так и не найдя следов. Чувствуя себя шавкой, которая потеряла нюх, я ввалился в прихожую. Бледная и напряжённая Катерина приклеилась взглядом к моей руке, в которой все ещё была зажата чертова записка.
— Он был тут? — севшим голосом спросила она.
Конечно, был, к чему риторические вопросы! И, чтобы впредь больше не было непослушания в действительно важных вещах, я мрачно известил:
— Пока ты разговаривала со мной, он стоял за дверью и дрочил на твой голос.
Прижав тонкие пальцы ко рту, шокированная девочка чуть отклонилась назад. В широко раскрытых глазах читалось желание больше никогда не произносить ни одного слова. У меня не было сил ее жалеть. Болит бок, слегка кружится голова, охота пожрать и сразу же заснуть. Говорил же, чтобы со мной поехала, нет, блять, героиня. Теперь будет слушаться.
Пока Катя возилась на кухне, я стянул через голову разрезанную футболку и прилёг. Всего на минутку прикрыл глаза, а открыл их уже вечером. Болело сильно в месте пореза, саднил ушибленный о чужие зубы локоть. И кастет надо помыть.
Катерина тихонько сидела за столом в гостиной, делала какую-то таблицу. Зарывшись пальцами ей в волосы и заставив вздрогнуть, я подождал, пока она торопливо встанет, и притянул ее к себе. Зря я с ней так жестоко днём, конечно, но теперь уже что сделаешь. Поцеловав ее пересохшими губами в лоб, я тяжело вздохнул.
— У тебя там… — кончики ее пальцев коснулись края повязки. — Серьезно?
— Царапина, — повторив дневное определение, я поморщился на вдохе, — но болючая.
— У меня есть Ибупрофен, хочешь? — улыбнувшись, я покачал головой и подушечкой большого пальца погладил ее скулу. Глаза красные, ревела опять. Как уже хочется, чтобы это все закончилось. — Погреть ужин?
— Было бы неплохо, — кивнул я, но от себя ее не отпустил, — ты как?
— Нормально, — вымучив улыбку, девочка спрятала лицо у меня на груди, — если честно, я чего-то такого ожидала, — немного помолчав, она сглотнула и жалобно спросила: — он же не сможет тебя убить, правда?
— Ну я же не девчонка, а больше ни на кого у него сил не хватит, — неудачная шутка с очень маленькой долей шутки, но другой ответ быстро в голову не пришел, — я сам его убью, детка.
Меня хорошенько покормили, угостили обезболивающим и не стали нагружать мозги. Мы вместе улеглись обратно в кровать.
Гладя настрадавшуюся и, по сути, ни в чем не повинную Катерину по волосам, я чувствовал, что уже проваливаюсь в сон. Вспомнил, что на завтра надо составить план действий, и с трудом открыл глаза.
— Ты завтра как учишься? — широко зевнув, я прижал ее к себе поближе.
— С первой пары до трёх, — тоже сонно откликнулась она.