— Все, детка, конец игры, — поцеловав ее в плечо, я выпрямился, — ты сегодня такая умница, не передать.
Сев на пятки, я забыл, что стою на коленях прямо на краю кровати, потерял равновесие и ебнулся спиной на пол под громкий ржач своей нижней.
— Вадь, блять, — всхлипнула она, проезжаясь коленями по простыне и опускаясь всем телом на кровать, — секунд на десять раньше, и я бы больше не смогла серьезно воспринимать тебя хозяином!
— Щас как уйду, будешь сама развязываться, — пригрозил я, пихнув ногой ее голень, — больно, вообще-то.
Извиняясь сквозь смех, Катя и не думала сдвигать ноги. Как лежала, так и осталась лежать, пока я целовал покрасневшую ягодицу и распутывал узлы. А я… Я чувствовал, что это моя девочка. Вернее, мой человек. Не знаю, надолго ли это, но сейчас я готов упасть перед ней на колени и признаться в любви.
— Чем ударился? — когда у нее появилась возможность перевернуться на спину, она сразу же потянулась меня жалеть.
— Затылком, — буркнул я, пристраиваясь рядом и подставляясь под жалелки, — руки не болят?
— Плечи только немного, — чуть поморщилась Катерина, — все нормально.
Так и лежали — девочка одной рукой гладила меня по голове, а я целовал и поглаживал следы от веревки на другой. Она явно устала, начала дремать, я не стал будить. Тихо собравшись, я выключил звук на ее телефоне, написал ей, чтобы забрала ключи, и свалил. Вечером заеду за ключами, поцелую ее на ночь и поеду домой один грустить. Хотя, у меня же есть фоточки! Дрочить и грустить, уже что-то.
========== Часть 5 ==========
Сообщив, что сейчас заскочу за ключами, я получил в ответ короткое “я у тебя”. Интересно, интересно… С чего бы это? Но я только за, будет что поесть и кого потрахать.
Катерина сидела в полной ванне, с очень грустной мордашкой опираясь на бортик.
— Прости, что я без приглашения, — пробормотала она, отводя покрасневшие глаза.
— Да базара нет, — как хороший дом, я должен беспокоиться о психическом состоянии нижней, так что я уселся на пол рядом с ванной, прислоняясь спиной к стиралке, — я вообще тебе скоро ключи выдам, как руки дойдут дубликаты сделать. Что ты кислая такая, а?
— С бабушкой поссорилась, — сглотнув, девочка поджала губы, — я у тебя пару дней поживу, ладно?
— Можешь и больше, — щелкнув ее по кончику носа, я усмехнулся, — из-за меня поругались?
— Ну, нет, — Катя явно колебалась, но все же решила сказать, — она считает меня виноватой в том, что… Ну, что тогда произошло. Типа я не должна была родиться такой похожей на мать.
— Не понял, — нахмурившись, я подался вперед.
— Отец был… Маниакально влюблен, — прикусив губу, девочка очень серьезно посмотрела прямо мне в глаза, — ее это пугало, она ушла, когда мне было пять. А я почти ее копия, вот он и… Мне тоже было страшно, — ебаный калач, я тут себя папочкой называю, а у нее тут в обозримом прошлом домашнее насилие? — он все время обнимал меня, говорил, как сильно любит, иногда я просыпалась, а он сидел рядом и смотрел. Все те… — шмыгнув носом, Катя сжала зубы, явно пытаясь скрыть, что дрожит подбородок. — Все девочки были похожи на меня, он приносил мне их одежду. Правда, я только по куртке смогла понять, чье это. Бабушка всегда говорит, что я виновата, нужно было скромнее себя вести, да и не рассказывать никому, и все эти девочки из-за меня пострадали.
— Ты же знаешь, что это не так, — как можно мягче и убедительнее сказал я, гладя ее по голове, — виноват только он, потому что псих.
— Я знаю, но… — торопливо утерев слезу, она всхлипнула. — Если бы я была внимательнее, все кончилось бы раньше, понимаешь?
— Ты сделала все, что могла, детка, — пробормотал я, целуя ее в лоб, — и спасла очень многих. Не вини себя.
— Я ведь даже ни с кем не могла об этом поговорить, — Катерина старалась взять себя в руки, явно очень старалась, но как это сделать после стольких лет пиздеца? — прости, вывалила это все тут…
— Глупости, — чмокнув ее в мокрую щеку, я все же решил спросить, — ты не против, что я себя, гм…
Ясен хуй, она против! Вот же ебучая привычка, я теперь себя чувствую тупым животным!
— Не против, папочка, — все же улыбнулась она, хоть и сквозь слезы, — у меня это слово только с тобой ассоциируется.
— Ну ладно, — я позволил ей прижаться щекой к моей ладони, чуть погладил большим пальцем влажную скулу, — хочешь чего-нибудь?
В конце концов, любую бабу можно привести в более-менее нормальное расположение духа едой, которая ей нравится.
— Да нет, — шмыгнув носом, Катя потерла кончик носа, — на ручки если только.
На ручки, прелесть какая…
— Ну тогда иди к папочке, — хмыкнул я, вставая и наклоняясь, чтобы взять ее на ручки.
— Ну я же мокрая! — рассмеялась она, немного надтреснуто, но искренне.
— Со мной рядом ты частенько мокрая, — самодовольно протянул я, покрепче прижимая ее к себе, потому что влажная кожа скользила в руках, как смазанная вазелином.
Плюхнув ее на кровать, я уселся рядом, стянул футболку и надел на нее. Когда женщина в моей одежде, для меня это всегда как знак принадлежности, гораздо более крепкой, чем со всеми этими ошейниками. Моя нижняя, никому не дам обидеть.
Девочка обняла свой живот, будто обнимала мою вещь. Мне нравится обладать, ей нравится принадлежать, и это все меня нихуево так заводит. Как и прилипшая к ее телу промокшая ткань. Как и этот счастливо-преданный взгляд, закушенная губа, мокрые волосы, стройные ноги, торчащие соски…
Катя податливо откинулась на спину, обнимая меня, идеально принимая поцелуй. Задрав уже мешающую футболку, я большими пальцами чуть прижал чертовы шикарные твердые соски, и девочка тихонько застонала. Иногда кажется, что у нее все тело — одна сплошная эрогенная зона. Удобнее устроившись на коленях, я рывком притянул ее поближе, прижимаясь пахом и прикусывая мягкую губу.
— Ну вот, опять мокрая, — хрипло ухмыльнулся я, расстегивая ремень.
Вспомнив, что новая пачка презиков в куртке, я тихо раздраженно рыкнул, заставив Катю покрыться мурашками. Я смотрю, к моему голосу она тоже неравнодушна.
— Пожалуйста, — захныкала она, вцепляясь в мою шею и пытаясь помешать встать, — не уходи, пожалуйста, я так тебя хочу…
— Залететь от меня тоже хочешь? — чтобы не добавлять стресса, я постарался быть помягче.
— Сегодня не залечу, — о, боже, блять, опять слезы в глазах! Куда делась моя нижняя-кремень? — пожалуйста, ну пожалуйста…
Ладно, когда меня так умоляют выебать, я не могу отказать, но лучше бы мне не расслабляться особо.
Мелкой Катерине приходилось запрокидывать голову, чтобы достать до моих губ, она жадно жалась поближе и постанывала от каждого толчка. Глубоко целуя податливый рот, я придерживал ее за ягодицу и трахал мелкими быстрыми движениями. Как горячо и ярко напрямую, без ощущения будто сраного пакета на члене, да и девочка явно ощущает все лучше.
— Ты изнутри такая гладкая, — пробормотал я, чувствуя, как она сжимается, маленькая извращенка, слыша ее придушенный стон, вбиваясь чуть резче, — оставайся жить у меня, я буду трахать тебя каждый вечер.
— Это… Это приказ? — с усилием выстонала Катя, жмурясь и утыкаясь лбом мне в плечо, я сжал зубы, когда ее ногти впились мне в лопатку.
— Пока предложение, — целуя ее в висок, я подхватил легкое тело под спину.
Я уже давно отвык от такого “близкого” секса. Тесно прижимаясь друг к другу, мы перешептывались о всякой хуете, я жадно ловил ртом каждый ее стон и все никак не мог собраться отодвинуться и хорошенько втрахать ее в матрас. Походу, меня босс покусал…
Когда меня покусала еще и кончающая Катя, я с трудом удержался от желания кончить в нее, пометить, присвоить окончательно. С тихим стоном кончая ей на живот, я решил, что от этого надо избавляться. Размяк, блять, привязался так быстро, к себе жить уже позвал. Это может очень плохо кончиться, я пока не готов идти на поводу у матери и клепать Вадимовичей.