– Кто сказал, что он был убит именно поэтому?
– Он не оставил почти никаких записей, но кое-что нам удалось найти. – Артемус протянул Гарретту листок бумаги с немногими короткими строчками и эскизоподобным рисунком человеческого тела. Я многого не мог разобрать и злился на свои мизерные способности в чтении.
Гарретт непонимающе вернул лист.
– И что?
– Его обнаружили именно в таком виде. Спустя несколько дней мага Самуэля постигла та же участь. Он был последним, с кем Горан поделился найденной информацией.
– И он ничего не оставил, кроме этого? Необычно для Хранителя – оставить найденные им знания без подробного документирования.
Язвительность в голосе Гарретта не ускользнула от Артемуса.
– Думаешь, я что-то утаиваю от тебя? Это не тот случай. Я и так хожу по тонкому льду, принимая тебя здесь. Никто кроме меня, Первосвященника Маркуса и этого неофита не знает, с какой целью я тебя упрашиваю.
Он обернулся ко мне.
– Твой Господин Маркус, как и я, с самого начала придерживался мнения, что это дело очень намного важнее многих других.
Два последних слова были произнесены таким тоном, что нетрудно было догадаться, о каких „других“ делах шла речь. Потом он посмотрел на Гарретта очень серьезно.
– Сегодня Совет занимается проблемой, но нам кажется, что ничего путного из этого не выйдет. Все те же жалобы, дискуссии, расстановки сил и затыкание ушей. Я сам информирован ровно настолько, насколько это позволяет Первый Хранитель. Но ясно одно – мы топчемся на месте и скоро будет повод оплакивать новые жертвы. Противник разит нашим же оружием. Он наблюдает за нами, а тот, кто подбирается слишком близко к нему, умирает.
– И каким образом это связано с „нечестивым Пришествием“?
Артемус, вздохнув, поднялся, взял один том из преполненной книгами полки возле камина и раскрыл его.
– Это копия той старой рукописи, что навела нас на упоминание о проклятии. Прочитай хорошенько и скажи, что ты сам об этом думаешь. – С этими словами он положил книгу Гарретту на колени.
Я пытался кинуть взгляд на затейливые значки, но то, что удавалось увидеть, не имело никакого смысла для меня, как я ни старался. На этот раз причина была не в том, что я никудышный чтец, а в том, что письмена были соверешенно чуждыми. С изумлением я обнаружил, что Гарретт расшифровывал их вообще без труда, потому что спустя короткое время поднял голову и сказал:
– Понятно.
Мне припомнилось, что однажды во время занятия чтением в монастырской библиотеке на подставце лежала одна старая книга. Я заглянул в нее и Мастер Торбен со словами о том, что это Письмена Предков и только Старший достоин их читать, снова прогнал меня на место. Как вышло, что вор их знал? Он должен быть намного образованней чем казался.
– Ты поможешь нам?
– Поговорим о награде.
– Как я уже сказал, ни один из череполомов достаточно долго не потревожит твой покой. Маркус готов замолвить за тебя словечко у главы своего Ордена. У них на тебя заведен просто потрясающий список.
– Как и всегда, если они не находят мне применения.
Внимательно наблюдая за Гарреттом, пока они торговались о больших цифрах, я чувствовал, что у него снова пошла кровь. Это дело разражало его и щедрое вознаграждение не играло при этом никакой роли.
– Я подумаю.
– Не мешкай долго, помни – время утекает.
– Оно всегда так делает.
Артемус поднялся, чтобы проводить нас до двери. Возле нее он остановился, коротко глянул на меня и спросил:
– А что с этим мальчиком?
– Я отведу его обратно в монастырь. Мне все равно нужно поговорить с твоим другом Маркусом, тем более что он сам умолял меня об этом.
Артемус улыбнулся, поскольку теперь был уверен, что его наживка проглочена. Я же вдруг почувствовал, что боюсь, хотя какое там – почти негодую, что история продолжится дальше уже без меня, и молча пялился в пол.
Казалось, Артемус читал мои мысли.
– Он прав, Тим – это слишком опасно. Было бы жаль найти тебя с вырванным сердцем где-нибудь на кладбище.
Я уставился на него. Он улыбался, но глаза оставались серьезными.
– Это случилось с Хранителем Гораном и Самуэль умер таким же образом пару дней назад в Башне магов. Поверь, для тебя полезнее вернуться к братьям. Прощай.
С этими словами он отпер дверь и выпустил нас.
7
Весь обратный путь я молчал, мысленно разрываясь между боязнью описанных Артемусом ужасов, и отчаянным желанием узнать, что же скрывалось за всем этим. Нет, назад мне не хотелось! Не было никакого желания нести стражу в коридорах, держать проклятый боевой молот в правой руке, который так часто падал, потому что был слишком тяжелым для меня. А также не вызывало интереса слушать тупую набожную бормотню кого-то из братьев Ордена и смотреть на ползающих по окнам мух.
Но тут в мыслях возникла картина заброшенного, освещенного луной кладбища, и страшно изуродованного трупа, лежащего среди покосившихся могил и руин некогда великолепно украшенных склепов, и тогда мои мысли снова помчались в обратном направлении.
Может, жизнь в монастыре была лучшей альтернативой ужасной гибели в поисках страшных разгадок? А ведь всего неделю назад подобные сомнения не мучили меня. Ладно, пускай недовольство Торбена тяжко давило на душу, но стоило ли вообще рисковать головой, сунув нос в подобного рода историю? Лицо Торбена, глядящего с пренебрежением, вдруг возникло передо мной. Уж у него-то хватило бы мужества. Однако же никто не отсылал его назад в монастырь.
Тем не менее это запало мне в сердце и я снова чувствовал стойкое нежелание следовать решению Гарретта насчет пути назад. Так все и продолжалось, пока мы не пришли в его комнату, и я угрюмо уселся перед камином, чтобы снова разжечь огонь. Он насмешливо присматривался, как безуспешно (потому что мысли были далеко) я возился там, потом сам все сделал, отобрав у меня кочергу:
– Угли надо разгребать, а не гасить.
Я злобно глянул, а Гарретт отвернулся и сел на кровать. Немного помолчав, он сказал:
– Я не могу тебя взять с собой.
– А-а, ну да-а, знаю, это же сли-ишком опа-асно. – буркнул я, нарочно растягивая слова.
– И это правда.
Я глядел на огонь, пока не начали болеть глаза. А Гарретт между тем осторожно пытался снять плащ, раненая рука заметно его беспокоила.
– Между прочим, Вам пока рано в одиночку начинать серьезные дела, – поспешно затараторил я. – Когда надо действовать двумя руками, Вы ни на что не годитесь.
– Это ненадолго.
– Но он же сказал, что время утекает.
Невольно улыбнувшись, он снова посерьезнел.
– Тим, тебе не хватает сноровки. А постоянно быть твоей нянькой я не могу.
Вот, еще один сомневается, что я в состоянии что-либо сделать. Я был взбешен и уже готов был взорваться, но тут же слишком ясно понял, что таким способом мне не удастся уговорить его. На всем свете не было ничего, что заставило бы его втянуть меня с головой в это дело, разве что если отрубить ему обе руки. Поэтому я до крови кусал губы и помалкивал. В конце концов это зрелище подействовало на него и спустя достаточно долгое время Гарретт промолвил:
– Ты можешь помочь мне добраться до твоего Первосвященника, решив завтра кое-какие проблемы – ведь я не смогу свободно пройти через монастырские ворота.
– А где сможете? – ляпнул я и тут же пожалел о сказанном, но это никак не задело Гарретта. Он лишь скривился и пожал плечами.
С трудом пытаясь опять говорить по-дружески, я пообещал открыть массивную заднюю дверь в сад, находящийся за стенами. Он не спросил, как найти покои Первосвященника, и я понял, что путь туда ему хорошо знаком. Несколько месяцев назад некоторые из ценнейших религиозных артефактов таинственным образом исчезли из монастыря, что, вероятно, не было для Маркуса такой загадкой, как он это преподнес своим собратьям.
Наступил вечер и я свернулся на своем месте у очага, в то время как Гарретт несколько часов был погружен в чтение книги Артемуса. В конце концов я уснул и снилась мне дикая мешанина видений залитых луной кладбищ, ходячих трупов и Торбена, качающего головой и говорящего, что я никогла не смогу нормально научиться читать.