Если бы мне удалось найти решение, то я скрылся бы вместе со своей семьей под покровом ночи, сжигая за собой все мосты. Но до тех пор нужно было постоянно поддерживать защиту. Кроме того, я хотел уберечь Книгу, ведь они наверняка собирались ее уничтожить, поэтому наложил на нее сильные чары. Теперь никто кроме меня не мог ее прочесть и лишь мне было под силу уничтожить ее.
Спустя пару недель мне доложили, что хаммериты и Маги собираются общими силами атаковать башню. Когда началось первое вторжение, я хорошо к нему подготовился. Мне теперь не составляло труда с помощью заклинаний послать своих мрачных охранников куда угодно. Люди Аристайдеса были не в силах с ними справиться и в панике бежали. Но я, конечно, понимал, что всего-навсего получил очередную отсрочку. Когда-нибудь весь город восстанет против меня, превратив в руины старую башню в центре.
Я уже давно перестал узнавать свое лицо в зеркале – от меня остались кожа да кости, вокруг глубоко запавших глаз пролегли черные круги. Но все это не имело никакого значения, лишь одно оставалось важным: надо отыскать какой-то путь, должна существовать такая возможность. Чем больше трудилось надо мной время, тем ожесточеннее я проводил исследования и экспериментировал. Глубоко в душе уже давно звучала жестокая правда: Решения нет. Я использовал лишь тот самый крошечный шанс, пытаясь вернуть своих близких к жизни, но и его у меня отобрали. Все во мне упрямо протестовало, отрицая правду. Ведь принять ее означало навеки положить конец жалкому существованию жены и сына, все бросить и остаться наедине с пустотой. Тогда оставалась лишь одна цель – собственная смерть, которая уже давным-давно меня не страшила. Но моя надежда и сила воли все также ностойчиво давали о себе знать, даже несмотря на то, что совместные нападения Магов и хаммеритов становились все более частыми и ожесточенными.
Я сдался лишь тогда, когда Аристайдес предпринял свое последнее, самое мощное нападение, когда моя башня стояла, объятая пламенем и линии защиты окончательно были уничтожены. Он несколько дней держал меня за горло, снова и снова пытаясь разгромить мой дом. Его союзники были сильны и многочисленны, так что когда одна группа шла в атаку, остальные могли набираться сил. Для меня все это превратилось в многодневное беспрерывное испытание, приходилось постоянно находиться в чрезвычайном напряжении. Так продолжалось до тех пор, пока окончательное телесное и духовное истощение не заставило меня сдаться.
Когда я понял, что все потеряно, то поднялся в комнату, за чьей тяжелой деревянной дверью два создания с трудом влачили свое бездушное существование. Переполнявшая меня боль сдавила сердце, но убегать от реальности было уже нельзя. Собрав последние силы, я бросил на них прощальный взгляд и послал стену пламени через комнату. Верхний этаж сразу же ярко запылал и башня превратилась в гигантский факел. А я в это время, спотыкаясь, спускался по лестнице, чтобы уничтожить Книгу. Она лежала на письменном пульте в моей библиотеке. Нападавшие уже устремились наверх, когда я наконец туда добрался. Аристайдес был первым, кто проскочил через арку ворот –обнаженный меч в руке, глаза пылали гневом. Я послал навстречу ему и его спутникам целую толпу своих чудовищных защитников, но был слишком измучен и понимал, что это лишь задержит их, но не остановит. Может, это и к лучшему...
Я пришел в себя, весь мокрый от пота. Возле моего стула сидел на корточках Гарретт и тихонько тряс меня за плечо. Несколько долгих секунд я непонимающе пялился на него, а потом согнулся и беззвучно всхлипнул, спрятав лицо в ладонях.
Мне понадобилось долгое время, чтобы смириться с возвращением воспоминаний об ужасающих событиях. Речь шла не о какой-то скверной истории, которую я увидел чужими глазами – это была моя история. Теперь мне ни за что не удастся выбросить из памяти пережитое и вести прежнюю жизнь. Испытание Абсалома разбередило старые раны, которые прятались в неизмеримо дальних уголках моего подсознания. Он, казалось, тоже это понимал, потому что очень долго молчал, а Гарретт положил мне руку на плечо в знак утешения.
– Итак, все оказалось заблуждением. Это вызывает более чем беспокойство... – наконец тихо промолвил Мастер-Маг. – Значит, рассказы об этом были намеренно искажены. Теперь нельзя больше доверять даже собственным летописям.
– Кому это было так выгодно? – спросил Гарретт, не отворачиваясь от меня.
– Я этого не знаю... – Абсалом снова посмотрел мне в глаза. – Ты заколдовал Книгу Праха и никто после твоей смерти не смог бы ей воспользоваться. Тогда никому не положено знать о ритуале, освобождающим Силу Змеи. Я сам никогда не мог бы точно описать его, хотя в летописях должны содержаться самые подробные детали... Впрочем, теперь достоверность наших книг – весьма относительное понятие.
Я все еще боролся за самообладание, но все же нашел в себе силы согласно кивнуть.
– Мог ли кто-нибудь записать все иначе? Например, кто-то из Магов – соучастников этих событий? – спросил вор.
– Я сам... – с трудом пробормотал я, потирая разламывающиеся от боли виски. Оба замолчали, вопросительно глядя на меня. – Я вспоминаю себя делающим записи... свою полную одержимость... Думаю, что переработал материал Книги в мельчайших деталях не менее трех раз и сделал бесчисленное множество заметок и эскизов. Если башня не сгорела дотла...
И тут же мне стало ясно – здание пережило века и по сей день еще стоит в центре Города. Азаран оказался ее последним жильцом и это, конечно, не было случайностью. Но если огонь не проник в библиотеку, то какова судьба моих заметок? Кто их забрал? Моему внутреннему взору предстал знакомый облик.
– Аристайдес, – медленно произнес я.
– Страж склепа? И что с ним не так? – приподнял бровь Мастер-Маг.
– Он единственный находился в комнате в момент моей смерти. Он должен был знать, что я не выкрикивал никакого проклятья... Так зачем тогда он должен охранять мой склеп?..
Абсалом сидел словно громом пораженный. Я посмотрел в глаза Гарретта, по-прежнему с серьезным лицом сидящего передо мной, и тихо сказал:
– Только он один мог породить эту ложь. Поблизости никого не было, когда... когда он убил меня. – В этот момент я всеми силами старался прогнать мертвящие воспоминания.
Мой спутник глубоко вздохнул, поднимаясь.
– А его останки пропали.
Первый Маг встал со стула, направляясь ко мне:
– Тебе немного получше?
Я молча кивнул – не имело смысла пытаться обмануть его. Он ненадолго положил ладонь на мою руку и внутренняя боль начала исчезать, словно от действия бальзама. Недоверие исчезло из взгляда Мага.
– Он изменил правила ритуала. Но почему? – спросил Гарретт. – Животные-жертвы не так сильно бросались бы в глаза.
– Но это нисколько не поможет ему достичь намеченной цели. – ответил Абсалом.
– И эта цель?..
Мастер-Маг помолчал, затем произнес:
– Человеческие жертвы нельзя сравнивать с животными. Лишь немногие звери несут в себе ту же спиритуальную мощь, что с рождения заложена в самых худших представителях людского рода. Такова наша природа, хотя лишь немногие это знают и чувствуют. Поэтому он стремится создать особо сильную связь с созвездием, принося столь значимые жертвы. Хотя преимущества такого выбора известны всем в нашем Ордене, однако за его использование любой Маг будет немедленно приговорен к смерти.
Гарретт не выглядел особо убежденным, поэтому он продолжал:
– Запрет на подобные вещи существовал в моем Ордене уже многие столетия назад, задолго до того, как язычники разучились приносить в жертву Обманщику плененных врагов и до того, как законы Города начали считать убийство крепостных преступлением! Многие возможности нельзя исчерпать и мы принадлежим к тем, кто сознательно установил моральные нормы и строго конролирует их соблюдение!
Вора слегка позабавила эта вспышка гнева, однако потом он все же спросил: