Денис на секунду опускает голову, выдыхает, потом вновь его глаза смотрят в мои. Да так, будто глубоко-глубоко пробраться хотят. Пристыдить, наверное. В очередной раз. Ну давайте, что уж!
Мельком понимаю, что веду себя неправильно, как маленькая обиженная девчонка, которую дернули за косичку, но остановиться почему-то не могу.
— Моя мама наглоталась таблеток, еле спасли. Дед спас. Меня рядом не было, я узнал и увидел только сегодня. Узнал и увидел, как выглядит человек, готовый на любой исход.
Меня пронзает. Насквозь. Рубина?! В груди застывает вдох. Рубина…
— Давай поедем к ней? Поговорить мы ещё успеем… — Срываюсь на самый приглушенный шёпот, какой только можно выдавить на выдохе.
— Прогнала… — Слегка мотает головой. Отвечает и на свои мысли, и на мой вопрос.
Я не знаю, что говорить, что мыслить. Как помочь, поддержать. Не знаю. Все слова становятся такими незначимыми, такими бесполезными, поверхностными.
На глазах наворачиваются слёзы, как-то так быстро, что не успеваю их сморгнуть. Но я не хочу, чтобы Денис подумал, что мне его жалко. Нет. Нет. Нет. Жалость заслуживают слабые. Он не такой.
Поэтому я просто обнимаю его. Медленно соскальзываю со стула, чтобы быть не петлей на шее, а поддержкой.
Обнимаю крепко. Так, как когда-то маму. Да, я тоже видела, как выглядит человек, готовый на любой исход. Обняла так, как хотела, чтобы обняли тогда меня. Пусть даже ненавистный одноклассник, пусть даже незнакомец. Хоть кто-нибудь…
Чувствую, как спину обжигают горячие руки Дениса. Он обнял в ответ. Так же крепко. Нет, крепче, чем я. Сейчас можно, сейчас нужно так. Только так!
— Я совершила ошибку, ушла. Они прогоняют, но подсознательно не хотят оставаться одни. Хотят чувствовать родного даже через стену. Пойдём. — Я уже не спрашиваю, не уговариваю, все чувства подсказывают мне, что Денис согласится. Не потому, что должен быть с мамой, а потому что хочет.
— Отец приказал меня к ней не пускать. — Отвечает чуть слышно, но я улавливаю.
— Значит пустят меня.
Не знаю, откуда во мне появилась уверенность хоть в чём-то. Я впервые в такой ситуации, когда нужно помочь другому, пережить с другим, пройти вместе с ним. Но страха нет. Ничего нет, кроме уверенности, что мы должны поехать к Рубине. Лиле…
И я оказалась права. Дениса уговаривать не пришлось. Он собрался быстрее, но меня не торопил. Сказал лишь, что я могу не снимать костюм.
Мне стало так стыдно за все мои слова, поступки, взгляды. Как я не смогла вспомнить, что спокойствие бывает разным. Что иногда только неимоверная сдержанность и позволяет дышать.
Мы одевались молча. Квартиру покидали тоже молча. Молчали и в такси, хотя водитель на этот раз был не прочь разнообразить свой вечер ничего незначащими разговорами. Но я мотнула головой, показывая ему, что не стоит, и он тоже замолчал.
Ехать до клиники предстоит полчаса. То, что Рубина не в простой больнице, я догадалась сама, но вот то, что путь наш лежит за город, узнала от навигатора. Но плюс в этом есть, несомненный: есть время придумать, как мне, не родственнице, не знакомой, попасть в палату к Рубине. Как?
На этот раз мы с Денисом сидели вместе. Нужно бы разузнать побольше. О Рубине, о её жизни, о случившемся. Это логично, это быть во всеоружии. Но в жизни не всегда всё логично, правильно. Абсурд и хаос заправляют многим. Пусть сегодня именно они мне помогут. Потому что я очень хочу помочь Денису Соломонову!
Я посмотрела на него, опять внешне расслаблен, спокоен. Голову откинул на подголовник, глаза прикрыл. Грудь вздымается мерно. Руки не скованы, кулаками не выделяются, спокойно лежать на коленях.
Как же я хочу, чтобы твоё спокойствие не жалило тебя изнутри. Как же я этого хочу, Денис…
Не представляю, чего ему стоило признаться. Ему! Скрытному, по-особенному диковатому, а по сути — недоверчивому. Признаться так, как признался он. Не для жалости, не для сочувствия, а просто «в продолжение диалога». И от этого стало жутко, руки непроизвольно дёрнулись, но я успела сцепить их в замок.
Если Денис держится, то раскисать мне — это предательство! Держи себя в руках, Мия!
68
Мысль не шла, просто вымерла, на прощание даже не махнула ради приличия. Ну хоть какого-нибудь. Белый лист бумаги оставался чистым, нетронутым. Я раз пятнадцатый перечитывала «Silentium!» Тютчева и не могла собраться, чтобы проанализировать. Мне близка тема, смысл, совет поэта, но…нужное не приходило ни на ум, ни на чувства. Не ложилось…
Я вообще не хотела заниматься уроками, вот как-то в этот день было не до них. Но Денис настоял. Просто взял и посадил меня на кухне делать литру. Сам вышел. Закрыл дверь и вышел.