Теперь и снять линзы не смогу, как целый день буду ходить со своим плохим зрением, да ещё и на камчатке сидеть…
— Тебе плохо? — Спросил Денис, когда я в очередной раз ладонями растирала веки.
— Не, терпимо.
— «Терпение — медицина бедных». — Бросил невзначай, но поймав мой уставший взгляд, добавил. — Бунин.
— Бедность не порок! — Хмурюсь и отвожу глаза, пытаюсь снова сосредоточиться на переписке Тузова с неким Х.
Как успел рассказать Денис, на Олю найти что-то резко компрометирующее, однозначное не так-то просто. В чате с Амиром она если и переходит на меня, то просто называет «туртушкой» и съезжает с разговора, откладывая его до личной встречи. А вот Тузов оказался более говорливым и развязным с своих соцсетях.
— А настоящее свинство… — Продолжил Денис, и я поняла, как облажалась с пословицей, не ту выбрала, совсем не ту.
— Ладно, значит побуду бедной свинкой. — Махнула рукой, показывая, как мне всё равно на все эти беседы про терпение и терпеливых.
— И всё-таки? Глаза болят?
— Нет, всё хорошо. — Отрицательно покачала головой, не отрываясь от ноутбука. — Знаешь, меня что-то во всём этом смущает, а что именно, понять не могу…
Постаралась увести тему, хотя меня действительно тревожили какие-то смутные ощущения. Будто я смотрю на картину, а она всего лишь подделка. Хорошая, качественная, но фальшивка.
— Ты не снимала линзы? — Из настойчивости Дениса можно было бы сварганить настойку, самую крепкую, терпкую!
— Нет. — Отвечаю на выдохе. — Я бы не смогла сейчас так свободно читать с монитора.
— У тебя зрение начало портиться после того случая?
— Фактически… Да, наверное, да. Но это рано или поздно всё равно произошло бы. — Поднимаю глаза на Дениса, вижу его серьёзный взгляд. — У меня у отца была близорукость, мне тоже передалось. Тот случай просто стал спусковым крючком, не более.
Встаю из-за стола, чтобы подлить себе кипятка в уже остывший в чашке чай, краем глаза замечаю, с каким облегчением Денис откидывается на спинку стула и как расслабляются его скрещенные на груди руки.
— Надо было тебе только одну коробку отдать, другую оставить на запас.
Я посмотрела через плечо на Дениса. Всё-таки он невероятный!
— А зачем ты мне их вообще дал? Ещё и бесцветные…
— Чтобы ты перестала прятать свой настоящий цвет.
— Э-это не из-за Оли! — Теперь обернулась всем телом. На память сразу пришла та оговорка Инги в общей беседе класса. Они ведь все реально могут думать, что я так скрываю наше «родство».
— А почему? — Наклонил голову набок, взгляд из серьезно стал каким-то внимательно-зазывающим, бросающим вызов.
— Просто выбрала мамин цвет. Всё, никаких других «аллюзий»! — Отвечаю, немного подумав, тщательно взвешивая все слова, вдруг потом они смогут быть истолкованы как-то не так.
С чаем возвращаюсь к ноутбуку.
— Напиши родителям, чтобы тебе привезли линзы.
— Не хочу. Пусть остаётся так. — Каждое упоминание о родителях отзывалось неприятным сердцебиением, суетливым, нервозным.
— Ты опять себя жалеешь.
Такое простое и прохладное дополнение, как констатация факта, у меня возникло желание оспорить или оправдаться, а то и всё вместе.
— И в чём тут жалость? — Рассердившись на всё и сразу, немного жестко выпалила я.
— Почему ты не хочешь встретиться с родителями? Почему ты маме не позвонила, а отправила какую-то куцую смску?
Складка между бровей пролегла у меня, наверное, ещё больше и глубже. Я сердилась и злилась, что разговор наш с оборзевшего изверга свернул на мои отношения с родителями, что вообще то хрупкое и невесомое, которое возникло в темноте и тишине, так бездарно рушится из-за нелепого разногласия.
— Потому что жалею себя, не хочу видеть их, слышать. Потому что опять будут смотреть на меня, как на потрескавшуюся вазу, которая когда-то была нормальной и не доставляла хлопот своей болезненностью. Жалею себя! Всё, доволен?
— Как ты думаешь, почему твои родители, которые даже к Маше с ночевкой не отпустили, вдруг ничего не сказали против нашей ночи?
Я непроизвольно прищурилась. Всё настолько просто, почему заставляет меня это озвучивать? Или к чему он клонит?
— Боятся, что я порежу себе второе запястье!
— Они доверились тебе.
— Выключи, пожалуйста, психолога. Мои родители просто пожалели себя. Мир вообще весь соткан из жалости к себе, потому что человек никогда никого не поймет и не почувствует так, как себя. Это естественно. Я жалею себя, они — себя, на этом и остановимся!