Но потом внимание моё привлекает лицо Тузова, и я понимаю, к чему была оговорка мужчины. Под правым глазом огромный синяк, лицо опухшее, не просто побитое, избитое. Какие-то ещё неровные всполохи, неразборчивые, но явно приобретенные недавно.
— Здравствуйте, Николай Петрович. Спасибо, что всё-таки согласились провести эту встречу! — Заговорила Руслана Тузова непонятными мне благодарностями.
Строгая безупречная классика, непогрешимая прямолинейность юриста. И ни взглядом на наш диванчик, в чём себе не отказал Амир, гаденько ухмыльнувшись, чем ещё могло его лицо ухмыляться.
Чувствую, как всё больше напрягается Денис. Кулак, по-прежнему тугой и напряженный, переместился на его левое колено. Не знаю, хотел ли он показать это своё состояние или оно вырвалось помимо его воли, но мне становится не по себе. И ещё хуже, когда я замечаю его опасливо-сверлящий взгляд, цепкий, презрительный, направленный на вошедшего мужчину.
И только теперь я решаюсь посмотреть на незнакомца. Он словно чей-то отголосок, неуловимое равенство, похожесть с тем, кого я знаю, кого привыкла видеть.
Снова резко поворачиваюсь на Дениса.
Не может быть!
75
Денис
Знал, что он явится. Знал, что уже в дороге. Знал, что будет не по мою сторону. Был готов. Не для этого отпахал на полигоне, как проклятый, усиливая нагрузку с каждым днём. Не для этого отвлекал Дамира от его работы. Не для этого обещал деду выстоять всё, даже если останусь один. Совсем один. Навсегда один.
Родная.
Она есть. Всё-таки есть. Не милая, не дорогая, не любимая. Родная!
Мама была права, она чувствовала, она не придумывала. Женщина всегда поймёт, когда появилась другая. Я не верил, помогал искать, следить, выслеживать, но не верил. Не верил, что отец может предать её.
Отец, который все вечера проводил со мной. Отец, научившийся играть в пейнтбол только для того, чтобы заслужить милость моего деда, показать, что сможет достойно воспитать его внука. Отец, даривший цветы маме каждый день, помогавший ей в домашних делах. Отец, любивший и кричавший о своей любви к семье во всеуслышание.
Я верил ему, не ей. И она это чувствовала. Всегда чувствовала, только сейчас это понимаю. Сидя здесь, на этом долбанном диване в треклятом кабинете, и пялясь на того, кто так явно опекает другую. Других.
Я предал маму ради этого.
Понял, что она появилась после одного разговора. Воспитательного, серьезного. Он им ещё Багировым хвастался.
Когда он опустился до шантажа: не перестанут жаловаться на меня с лицея, он изведет маму, вывалит наружу всё, что она так давно пытается найти. Путёвки в командировку на двоих, чужие духи и самое пошлое — помаду в нужном месте на рубашке. Всё, что он качественно скрывал, а я не так старался найти.
И теперь мама в больничке, а этот пришёл спасать чужого сына. Ненавижу. Теперь осознанно, без оглядки на любовь. Ненавижу концентрированной ненавистью. Презираю так, как не родного. Лучше был бы не родной.
Но нет — самый что ни на есть. Даже согласие на смену фамилии дать отказался. Послал. Сказал, ждать совершеннолетия, пока он, видите ли, ответственность несет.
Слежу за каждым его движением, ставка на хладнокровие и невозмутимость прогорела, как только они вошли. Семейство, твою дивизию. Новая ячейка общества. С деревом, домом и готовым сыном!
И он смеет меня не пускать к маме. Изолировать её ещё и от меня. Мало Дамира сбагрил загранице, деда рассорил с мамой, так ещё и меня выставить предателем решил. Мудак!
Ненавижу. Окончательно, без права на оправдание такого скотского поведения.
А он же попытается. Будет опять прикрываться своей бедой, как же собственный отец компанию завещал нам с братом, а не ему. Великому управленцу-администратору, гуру бизнеса и тому подобной чуши. Уже сейчас, наперед, остался у разбитого корыта, и разорить не может, не на что жить будет, телок цеплять, и переубедить отца не в силах.
Второй дед у меня поупертее маминого будет, то Дамира всё детство от компьютеров не отпускал, то меня потом натаскивал по программированию.
Чувствует мой прожигающий взгляд. Вижу все эти ухищрения стараться быть спокойным, а рука, слишком резко схватившая кресло, так и дрожит.
Сел за спинами своих, положил руку на плечо новенькому и наклонился что-то ему сказать. Ха, только тот не идиот, такую мину кислую выкатил и руку папеньки смахнул. Жестко, как ударил.
А это интересно. Неужели не по душе папашка новый? И всегда так было или только сейчас невтерпёж? Надо понаблюдать, может вот они — ноги ненависти Тузова.