«Не любишь, жалеешь, коришь, всё чего-то узнать пытаешься. Но не любишь! Отца ненавидишь, мать презираешь, что это за семья-то у вас такая…»
Не люблю…?
Всё могу, измениться, переделать, извиниться. Остаться один. Но слышу этот голос и всё обрывается. Всё, чему учили. Что в голове засело на уровне инстинктов.
— Был. — Голос подводит, ломается, как будто кто-то в глотку залез.
— А он сказал, что ты надумал продавать Астру, и уезжаешь навсегда. Устал от меня. — Говорит так легко.
Что?! Что он ей сказал?!
— Это невозможно. — Злость кипит, выжигает, стараюсь контролировать, умею.
Не срываться, только не на маме! Взял себя в руки, контролируй мысли!
— Ты…из-за меня? — Надеюсь, что поймет, о чём спрашиваю. Выговорить целиком не смогу. Не сейчас.
— Я думала, больше тебя не увижу. — Ещё одна улыбка, другая, с такой глубиной всего пережитого, что отшатываюсь.
— Мама…
Почему она поверила ему? Я всегда был рядом, почему она так легко поверила ему?! Когда пробралось сомнение… Когда, твою дивизию, когда?!
Нужно было позвонить тогда, предупредить. Это из-за меня.
Урок, дорогой урок. Принял, усвоил. Не повторится больше!
— Папа сказал, что не воспитал бы тебя лучше, чем я. — Опять улыбка и опять другая.
Не арсенал, не коллекция, а опыт. Личный, почти потусторонний. Что творилось в её голове, пока я в грязи ползал, мышцы тренировал. Какой дурак! Если бы дед не успел…
— Так и сказал?
— Представляешь. Так и сказал…
— На деда не похоже. — Говорю очевидное, чтобы затянуть разговор. Пока мама отвечает, улыбается, готов тянуть сколько угодно.
— Думаешь, сделаю это ещё раз?
— Нет, не сделаешь. — Отвечаю искренней уверенностью. Не сделает.
— Нет, не сделаю. — Услышав мою категоричность, подтверждает так же, только из первых уст. Из самых правдивых. — Как бы я не боялась быть разведенкой, жить не хочу только без тебя, Денис.
Это сильнее любого признания. За всю нашу жизнь, сильнее!
Смотрю пристально, потом отвожу взгляд, ищу повод, чтобы отойти, перевести дух. Вернуться, но отдышавшись. Замечаю стул, отхожу за ним. Приношу прямо к кровати, чувствую, мама наблюдает за мной.
— Юмановы закодированы от признания. Не часто говорим, любим, как умеем. А ты другой, Денис.
Сажусь на стул, пододвигаю его ближе к кровати. Не могу посмотреть на маму. Другой, я другой. Не умею, не способен даже так признаться.
— Я люблю тебя, сын!
А я? Такое без ответа не оставляют. А я дурак.
«Но не любишь…»
Не люблю?…
Лбом падаю на ногу мамы, пусть идёт к чертям этот мир. Закрываю глаза. Темно, хорошо, почти спокойно. Но так нельзя!
Поднимаюсь, встречаюсь взглядом с мамой.
— Мам, я не уверен, что умею любить.
Она удивляется. Но не радостно, не от чуда, а от пронзительной боли. Она же уже в порядке? Я мог такое сказать?
— Ты не умеешь любить?! А кто тогда умеет? — Такой яркий вскрик, как вспышка.
— Мам…
— Денис! Я сейчас включу своего папу! Ты не умеешь любить? Ты?! Может тот маленький четырехлетний мужчинка, который вытянул нас с отцом после смерти мамы, который подошёл и уверенно нам заявил: «Я здесь и я вас люблю»?!
Берёт паузу. Взгляд не отвожу.
— А может мальчуган, который всегда бросал все свои дела, когда звонит семья?!
Опять праведное возмущение. И пауза.
— Или парень, который столько всего от меня натерпелся, но ни разу не вспылил раздражением?!
— А если я рядом только потому, что страшно признаться, не люблю? Готовый в любой момент остаться один, не имеющий право на жалость, не умеет любить…
— Умеет! Умеет так, что страшно эту любовь потерять! Тебе мало моего примера?!
Смерть — это страшно, очень страшно. Но побывавший возле страшен вдвойне. И что-то сейчас было в маме такого, нездешнего, приобретенного недавно, с чем я ещё не успел познакомиться, поэтому не знаю, как воспринимать. Но это что-то поглощает сильнее любого дедовского слова.
— Денис, настоящие мужчины должны уметь любить! И любить красивой глубиной! Ты так умеешь, я знаю!
— Правда?
— Правда, сын! И это чувствуют все, кто знает тебя.
Не может быть…
Нет, не все!
— А отец?
— Он мстит мне, а ты — его боль. Так получилось, прости меня. Думала, должна перетерпеть, потому что ты к нему привязан. Но исправлять его, понимать больше не могу.
— Но почему? Мама, почему всё изменилось почти за один день?