— А то, что сам сейчас говоришь, это не подло?
Я не выдержала, и одинокая слеза с щеки скатилась на шею, неприятно щекоча её и раздражая меня ещё больше.
Не стала её смахивать, слишком будет заметно. А так, может, в полутьме останется лишь моим позором. Поражением, о котором буду знать только я.
— Подло? — Переспросил Эндшпиль, и в его голосе я отчетливо услышала нотки неверия.
Я вскочила со стула, слишком резко, он покрутился и упал с нелепым грохотом. Пусть, сгорел сарай, гори и хата!
— Экспериментатор фигов, измываться только и умеешь. И защищал-то только вот ради этого, ради нового сюжета своего! Ради забавы, просмотров, восторженных комментариев. Что, много тебе насыпали лайков? Много задонатили?
— Мия! — Перебил меня, угрожающе, нетерпеливо.
— А всё, Эндшпиль, хотел вывести на эмоции, хотел, чтобы я тебя ненавидела, так не раскрывай на меня свою стоматологию, сиди и слушай!
И меня понесло, по-настоящему. Я даже не знала, что так могу истерить.
И это была не паника, о, нет. Далеко не. Я не кричала, а, наоборот, говорила тихо, злым, беснующимся шёпотом. Чтобы было не по себе, чтобы пробрало, чтобы душу всю вывернуть и себе, и ему.
Я видела, как он мрачнел, становился хмурым, чернее тучи. Но не злым. Мало, этого мне мало!
Он выводил меня на эмоции, видите ли. Вот теперь я хочу твои эмоции, Эндшпиль! Честность, искренность, смелость — получай, не жалко. И сдачи не надо, сыта по горло. Рыцарь надутого благородства!
Пропади ты пропадом!
Всё собирал, по крупицам для этого своего мультика. Наблюдатель-созерцатель триклятый! Послушная одноклассница? Астра, да пошёл ты!
— Тебе записать? Или так запомнишь? Давай, я потом посмотрю, сравню, всё ли правильно накалякал!
Чем больше и яростнее я всё высказывала, чем больше вскрывала всё запрятанное и замурованное, тем легче мне становилось.
Боже, давай ещё спасибо ему скажи, Мия!
И теперь я злилась на себя, даже паузу взяла, чтобы надавать себе и люлей, и оплеух — вознаграждения за терпеливость, ага.
— Так, стоп. Посмотри на меня! — Эндшпиль оказался рядом, крепко, но не больно сжал мои плечи.
От неожиданности послушалась и посмотрела в его глаза.
— Хватит себя клевать! — Выдал этот невозможно, непостижимо парадоксальный человек.
— Что? — Спросила на выдохе.
И выдохлась. Был запал и нет запала…
40
— Я рад, что в тебе больше от Мии-снайпера. — Пожал плечами и улыбнулся, отпуская меня и возвращаясь к своему стулу.
— Ты не врал. Это действительно чистилище. — Подняла с пола стул и тоже села. Ноги совсем уже не держали. — Но сейчас, после «простой», не нужно мне льстить!!! Я обойдусь без твоих утешений.
Не день, а сплошное напряжение.
Хотя… Именно сегодня и нужна была такая разрядка. Это как тысячи пузырьков лопнуть, только не долго и с наслаждением, а сразу и одним взрывом.
Но Дэну об этом знать совсем не обязательно.
Да, так я, наверное, ещё не психовала. Все клапаны полетели, все заглушки. Вот и приглашение в настоящее, вот и возрождение, спасение вечера. Хорошо погостила, ничего не скажешь.
— Лесть — часть жалости. Чтобы люди не льстили, нужно перестать вызывать жалость. Это к слову. Но я не тот, кто будет тебе льстить или утешать.
Он повернулся к столу, снова взял в руки блокнот, но теперь не рассматривал его, не листал, а убрал в выдвижной ящик и с шумом закрыл его.
— Ещё минуту назад я хотела, чтобы ты злился. А теперь… ты не имеешь на это право, Эндшпиль. — Говорю и сама не узнаю свой голос, усталый, вымотанный, обессиленный.
— Тогда я отвезу тебя домой. На сегодня преломлений достаточно.
— Ты продолжишь играть, экспериментировать, да?
— Твоё слово, и меня в твоей жизни не будет. — Поднялся и смотрит на меня сверху вниз.
— И что ты сделаешь? Переведешься?
Невольно хмыкаю, ершусь, но это ведь не слово, да. Он же не расценит это как клич к исчезновению?
— Да, я вполне смогу это сделать. Уже накопил на компенсацию лицею.
По телу пробежал холодок. Он готов перевестись из лицея, в котором учится с первого класса, добрых десять лет, из-за меня? Он правда решил, что я могу взять на себя это?
— Если ты хочешь избавиться от лицея, не взваливай ответственность на меня! — Тоже встаю.
— Правильно. — Улыбнулся. — Надеюсь, потом, когда-нибудь ты оценишь этот вечер. Пойдем, уже поздно, тебя потеряли.
— Я предупредила, что задержусь. — Возражаю чисто из упрямства, пропуская мимо ушей это его «оценишь».