— Мам, я хочу рассказать всё, как оно есть. Но для начала ты должна знать, мне ничего не угрожает. Повторения истории не будет. Денис, тот самый Денис Соломонов здорово приспустил гонор новенького.
От удивления мама дернула рукой, задев чашку и чуть не разлив чай.
— Денис? Он тебя защищает?
Не хотелось говорить, что возможно эта его защита временна. Но и совсем придумывать тоже не вариант…
— Он и его мама сегодня спасли мой вечер. — Лучше полуправда, чем наглая изворотливость.
— Как они это сделали?
Тревожность мамы вытеснило удивление, которое росло как на дрожжах. Да, лучше так. Эмоция тоже сильная, но, очень надеюсь, не губительно сильная.
И я рассказала маме всё. Как на духу. Даже про коробку. Как на исповеди, честнее, чем в той странной мастерской.
Мама не перебивала, слушала с таким вниманием, что иногда мне становилось не по себе, но я тут же брала себя в руки: так и нужно, это и есть неравнодушие, участливость. И уважение.
Закончила я всё беспристрастным заявлением, что в помощи психолога больше не нуждаюсь.
— Мия, ты уверена?
— Абсолютно! — Я подвинулась ближе к маме, взяла её за руки и, глядя в глаза, сказала очень важные для нас с ней слова. — Я хочу выкарабкаться сама. Сегодня я поняла, что могу.
Мама облегченно улыбнулась, и в уголках её ласковых глаз заблестели слёзы.
— Я всегда с тобой!
И мы обнялись. Уставшие, опустошенные, но абсолютно счастливые.
А я уже знала, что сделаю завтра. Каким оно будет, моё завтра. Не без джокеров, конечно!
44
Думала, моя решимость отпугнёт кошмары, заставит их сжаться, и я наконец спокойно посплю. Но где уж там.
Сначала мне снилось всё и сразу, неразбериха скачет на белиберде, а погоняет их абсурд. Потом стало вырисовываться что-то конкретное.
Темный-темный лес с высокими дубами, совсем молоденькими и столетними, но каждый из них рос высоко, до границы неба. Непроглядный туман, вязкий, густой, можно было схватить и комки налепить. Он обволакивал все дубы и делал их ещё страшнее.
Бреду, не зная дороги, не догадываясь о цели. Кромешная сизо-серая мгла окружала меня со всех сторон. Под ногами витиеватые бугры, коряги, корни, пронзающие землю.
Ощущение безвылазной безнадежности сковало сердце, не отпуская и жаля последнюю надежду на что-то светлое. Одиночество. Туман. Высокие исполины, которым нет дела до меня и моего страха. Они вечные, они не я.
Бреду от ствола к стволу, от бугра к бугру, от корня к корню. Больно падаю на колени, но понимаю, что должна подняться и идти дальше, поэтому поднимаюсь и опять плетусь.
Около одного ствола замечаю что-то светлое, едва выделяющееся очертание. Фигура! Силуэт человека! Тянусь к нему, обхожу ствол со всех сторон, но не могу дотянуться, достать. Ноги уже не чувствуют земли, от усталости забились и онемели. Руки, поцарапанные корой, тоже почти одеревенели.
Вдруг, когда я почти уже сдалась достать ускользающий силуэт, эхом раздалось:
— Простая, простая, ты простая. Не выберешься. Оставайся со мно-о-о-й!
Резко просыпаюсь. Руки и ноги свело, будто я действительно побывала в том страшном лесу. Сердце готово выпрыгнуть из груди и не терпеть больше такую меня.
Касаюсь руками лица, они ледяные, неприятные. Пробегает холодок по телу. На мгновение закрываю глаза, чтобы прийти в себя, оклематься, ещё раз сказать себе, что это всего лишь сон.
Помогает, но не сразу. Совсем не сразу. Шумный свист ещё долго рвется из груди, словно я как минимум марафон века пробежала.
Что за дурной сон!
Тянусь к ночнику, с третьей попытки всё-таки удается попасть в заветную кнопку, и полумрак в комнате рассеивается. А я вижу свои родные углы, знакомые очертания реальности.
Так дело не пойдет. Что я за дохляк такой, мнительный да ещё и впечатлительный. Всё к сердцу, всё к нему предателю такому…
А вдруг это знак? Как тогда?
Я встала с кровати, немного походила по комнате, чтобы размять ноги да и в целом привести себя в порядок. Хаотичная монотонность помогла. Кровь, наверное, наконец обратно вернулась и начала правильно питать мозг, а не абы как, чтоб только инстинкт выживания один из всех и остался.
Посмотрела на часы. Три ночи. Прекрасно, до подъема ещё четыре часа, а, может, и все пять, не к первому же уроку. Ага, а сна теперь ни в одном глазу. Замечательно!
Я пыталась лечь, закрыть глаза, но сон всё равно не шёл. Даже страшный, даже полудрема решила не облегчать мне жизнь. Ну что ж, значит займусь чем-нибудь приятным.
Беру со стола книжку, нужно почитать, отвлечь мысли вымышленным, чужим. Но, как назло, взгляд только и ловит это кошмарное, въедливое слово, во всех его формах ещё. Вот же гадство!