На кухне были мы одни, но спрашивать, что случилось, я не решилась. А потом уже и Оля спустилась, села на своё место, начала что-то щебетать о своём — высоком и успешном, и я упустила заветное время.
Маму вырвал важный разговор, позвонила особо боязливая пациентка, которую лучше утешить сразу, иначе получат врачи бомбу с часовым механизмом. И беседа эта так затянулась, что хочешь не хочешь, а мне пришлось сесть за стол с остальными домочадцами.
Странные взгляды не прекратились. Но я не выдержала и вопросительно посмотрела на отца. Что за кошки-мышки, все уже взрослые, можно рубить правду-матку и не бояться обидеть ребенка.
Ох, если бы я тогда знала, о чём зайдет разговор, трижды бы покарала свои мыслишки. Ну ничего, потом мне удалось это сделать в разы больше.
— Мия, это правда, что Тузов Амир теперь учится в твоём классе? — Откладывая нож с вилкой, спросил отец.
От неожиданности я подавилась чаем и, пока кашляла, думала, что ответить, а самое главное — каким тоном. Отец не мама, это она поймет, даст свободу, поддержит своей любовью и верой. Он не так терпелив в вопросах чести, достоинства и всего того, что может очернить Багировых.
Это Оля постаралась. Точно. Даже смотреть на неё не нужно, чтобы знать, как сейчас злорадствует. Мстительная тайпана, ядовитая, подлая пакостница.
— Правда. — Откашлявшись, говорю я и смотрю отцу прямо в глаза.
Уведешь взгляд — покажешь слабость, туда и надавят. А Тузов не моя слабость, прошла гегемония. Теперь уж точно.
— Почему я узнаю это от напуганной Оли? — Голос сердитый, твердый, властный, такой только в молот переплавлять.
Подождите. Напуганной? Вот же… Слов воспитанных на тебя нет, сестричка! Ну ничего, будет тебе правда.
— Потому что она знала об этом раньше, чем я.
По-прежнему не отвожу взгляд от отца, но краем глаза замечаю, как замерла ложка в руках Оли. Она сидит напротив меня, поэтому не трудно делать вид, что она мне безразлична. Мельком всё равно подмечу опасные выпады.
— Что значит узнала раньше, чем ты? — Напрягся, рукой задел нож, тот неприятно звякнул.
— Что ты такое придумываешь, Мия? — Спросила и Оля, так по-девичьи удивленно, оставалось только ресничками похлопать.
А ты что думала? Мамы сейчас нет, отец потому и завел этот разговор. А ты просчиталась, сестренка. Если маме всё-таки рискнула вчера рассказать, отцу уж тем более всё выложу, как есть!
— Амир сказал мне, что Оля знала о его переводе к нам в лицей. Я его увидела только на нашем дворе. — Когда говоришь правду, так легко чувствовать себя уверенной. Какое прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство!
Отец нахмурился, перевел взгляд на дочь.
— Это правда? — Спросил так серьезно и повелительно, что вот я бы точно не смогла даже слукавить.
Но это я, а у Оли опыта побольше будет. Соврет и глазом не моргнет, что сейчас и произошло.
— Папуль, ты чего. Откуда же мне знать, мы с ним после того случая и не разговаривали ни разу. — И так заметно выделила «после того случая», виртуозно переводя огонь вновь на меня. Тайпана, говорю же.
Теперь отец смотрит на меня. Взгляд тяжелее прежнего. Но я не тушуюсь, на моей стороне правда, я это знаю. И даже если мне он не поверит, я не слишком расстроюсь, свой ребенок всегда ближе.
Поэтому главное, что мама на моей стороне.
Но правда правдой, а маленькую хитрость никто не отменял:
— Если соврал он, то и я сказала неправду. За что купила…
— То есть вы с ним общались?
Решил не усугублять непонимание, это хорошо. Не хотелось бы дотянуть этот ужасный разговор до возвращения мамы.
— Конечно. Вчера даже погуляли немного.
Не знаю, успела ли Оленька и об этом донести, но лучше перестраховаться, а то неизвестно, под каким всё соусом она подала, если всё-таки со злости наябедничала.
Судя по тому, что отец этому не удивился, донесла сестричка. Ну что ж, тогда я поступила правильно. Почему-то интуитивно чувствовала, нужно говорить правду, только правду, в этом и будет моя победа.
— И как ты так спокойно об этом говоришь, Мия? Он же… он же столько плохого тебе сделал! — Наигранно восклицает «напуганная».
— Кто старое помянет, тому глаз вон. — Впервые за это время посмотрела на Олю. Лицо такое жалостливое, показушно растерянное, а в глазах сами черти лимбальным кольцом играются.
— А кто забудет, тому оба! — Завершила пословицу она.
Уф, пакостница как она есть. Отворачиваюсь от неё, снова смотрю только на отца. И жду только его слов.