«Сейчас или никогда!» – понял Генрих и властно махнул герольдам, в ответ заревели тяжелые рога.
Из леса с обеих сторон выдвинулись сидевшие там с вечера в засаде лучники, сотни лучников с каждой стороны, и в упор, в спину, начали бить ничего не замечающих французов. И не нашлось конницы, что прикрыла бы спешенных шевалье, ведь ее разгромили раньше. А по уши завязший в размокшей земле второй отряд остался далеко позади, потому не успел вовремя прийти на помощь. Барахтающиеся в грязи арбалетчики попытались было дать залп по английским лучникам, но этим лишь обратили на себя ненужное внимание. Пока генуэзцы, торопясь и чертыхаясь, пытались найти упор в полуметровой грязи, чтобы перезарядить арбалеты для второго выстрела, их уже выбили тяжелыми стрелами, утыкав каждого, как ежа.
Это был уже не бой – бойня. С такого расстояния удар тяжелой бронебойной стрелы не держит никакая броня. И это был полный разгром. Через несколько минут все французские рыцари были либо мертвы, либо захвачены в плен. С криками ярости англичане ринулись вперед, сминая второй, отставший отряд французов. Изрядно прореженные стрелами рыцари не выдержали напора и, устрашенные, бросились бежать. Их били в спины, но вскоре, утомившись карабкаться по грудам тел, вернулись обратно.
Трудно поверить, но все эти события уложились в жалкие полчаса времени. Всего лишь тридцать минут, и французской армии пришел конец. Азенкурское поле представляло собой страшное зрелище, всюду груды человеческих и конских тел, громкие стоны и мольбы о помощи, отчаянные крики умирающих. От мощного запаха свежепролитой крови и нечистот из распоротых животов мутило даже привычных ко всему воинов.
Но и это был еще не конец. Минуло два часа, и французский резерв пошел в смертоубийственную атаку! Так уж выпали кости судьбы, что именно в этот момент…
– Ваше величество, – подскакал к Генриху встрепанный как воробей оруженосец, – на лагерь напали французы, охрана смята и уничтожена!
Генрих бросил быстрый взгляд на изрядно потрепанное войско, на наступающих французов, сквозь зубы рыкнул:
– Граф де Люссе, возьмите пятьдесят рыцарей, сотню копейщиков и пятьсот лучников. Больше я вам дать не могу. Вы должны отбить лагерь и стоять до последнего. Если нас зажмут с двух сторон, мы пропали.
Король обернулся к рассаженной прямо на сырой земле тысяче пленных и раненых французских рыцарей, холодно бросил:
– Этих – перебить. Если нас окружат, мы не сможем удержать их в повиновении.
В негодовании английские рыцари отказались исполнить столь чудовищный приказ. Убить сдавшегося в бою – не только покрыть себя неувядаемым позором, но и лишиться немалого выкупа. А кроме того, сегодня ты захватил в плен, а уже завтра могут захватить тебя. Убьешь пленника сегодня, завтра и тебя не выпустят ни за какие деньги. Недаром в цивилизованном рыцарском мире принят культурный стиль обхождения друг с другом. Могут меняться границы стран, но рыцари – это всегда одна христианская общность, братство чести. Когда король понял, что ни один из английских рыцарей не выполнит приказа, он побагровел. Выпуклые глаза налились кровью, сдавленным голосом Генрих хрипло проревел:
– Лучники – выполнять команду!
Эти – выполнили, причем с удовольствием. Копьями и дубинами, мечами и топорами, а то и просто ножами они споро уничтожили связанных французов. Когда крики ужаса, предсмертные стоны и проклятья стихли, король философски пожал плечами. Он здесь главный и потому должен думать за всех, полководцу чистоплюйство не к лицу. А что взял грех на душу, так что ж, на то и Томас Элхем, придворный капеллан, чтобы тут же отпустить все прегрешения своему сюзерену. Не сможет сам – есть архиепископ Кентерберийский, да в конце концов даже Папа почтет за честь лично отпустить грехи наихристианнейшему из королей. Сейчас Генриха волновало иное – обойдется ли?
Обошлось. Конный резерв французов издалека утыкали стрелами, благо кони по грудам тел могли идти лишь медленным шагом, а затем дядя, герцог Йорк, возглавил контратаку.
– Друзья, – зычный голос короля легко перекрыл шум битвы. – Мы – победили, но если не уничтожим французов сейчас, они вернутся снова. А потому – вперед. За короля и отечество.