Франция вновь погрузилась в ступор, а из осажденного Орлеана начали потихоньку разбегаться войска. Горожане, поначалу смотревшие на королевские войска и шотландских наемников как на заступников, начали роптать. Люди попросту не понимали, почему, вступив в бой с пушками и троекратным превосходством в людях, французы вновь проиграли. Добавляли неразберихи английские шпионы, назойливо твердившие на всех перекрестках о предателях-дворянах, готовых вот-вот сдать город британцам.
Дошло до того, что городское ополчение с боем попыталось отогнать охрану ворот, чтобы военные не смогли открыть их англичанам. Постепенно горожанами овладела апатия, а шотландские наемники незаметно исчезли из обреченного города. Всем в Орлеане было ясно, что наступает конец.
– Сражаться бесполезно, – уныло твердили горожане. – Англичане и в самом деле непобедимы.
Когда речь зашла о том, чтобы вынести англичанам ключи от города и сдать Орлеан, тяжелораненый граф Дюнуа попросил вытащить носилки на городскую площадь.
– Французы, – просто сказал он, – я знаю, мы потеряли последнюю надежду. Все, чего прошу, – потерпите еще чуть-чуть, ибо было мне видение: грядет Избавительница. Обещанная пророчеством Дева Франции в белых доспехах и на белом скакуне, а в деснице ее полощет на ветру стяг королевского дома, золотые лилии на лазоревом фоне.
– Избавительница, грядет Избавительница, – передавали друг другу измученные осадой люди, плечом к плечу заполонившие городскую площадь.
И тогда впервые прозвучало из чьих-то уст:
– Орлеанская Дева, спасительница и заступница! Оборони нас и защити!