Карла улыбнулась мягкой, какой-то вовсе не врачебной улыбкой и сказала:
- Начните с чего-нибудь приятного, Брок.
Я хмыкнул беззвучно. Харя под бинтами болела и чесалась страшно, хотелось курить и, возможно, трахнуть своего психотерапевта. В перспективе. Но курить хотелось всё же больше.
- Например? - выдавил из себя. Сухие, потрескавшиеся губы еле слушались. Ещё и жажда ко всему.
- Вы работали на организацию, - она выделила последнее слово с придыханием, точно говорила про церковь Свидетелей Иеговы, а не про великий и ужасный ГИДРА-ЩИТ, угрозу спокойствия всего мира, - не один год, Брок. Наверняка случались романтические связи или увлечения? Женщины, - она закусила кончик своей ручки, затем вынула его, мокрый, изо рта и постучала им по краю блокнота, - мужчины? Подумайте в этом направлении, приятные воспоминания вытащат на свет детали, а именно это нам и нужно. Детальность. Ваша память - ценный ресурс. Договорились?
Я подумал и кивнул. Медленно. Надеясь, что вышло достаточно мрачно. Карла приходила уже не в первый раз, но предложила вспомнить, кого я трахнул, пока работал на Пирса и Фьюри, впервые. До этого ограничивалась обычными вытягивающими одно за другое разговорами о последних событиях, которые я помнил в самых общих чертах.
Она снова улыбнулась, убрала ручку и блокнот в сумочку и поднялась. На согнутой руке висел тряпочкой летний плащ-пыльник. И талия, и ноги что надо. А уж о заднице вообще молчу. Эти тугие юбки-футляры до колен с мужиками страшное творят. Кажется, надави немного - и выскользнет оттуда, как варёная креветка из панциря. До того всё облегающее и, хм-м, упругое даже на вид. Зацокали по кафелю шпильки. Башка не поворачивалась толком, иначе бы я посмотрел вслед. На такое грех не посмотреть.
- Доброй ночи, Брок. Блокнот и ручка на тумбочке. С вашей левой рукой ведь всё в порядке? Попробуйте повспоминать перед сном. До завтра.
Она вышла и закрыла за собой дверь.
Я выдохнул. С одной стороны, хорошо числиться в секретной организации. Она, сука, как пиявка. И если ты ценный кадр, ни за что от тебя не отцепится, даже если ты почти сдох. Вы́ходит, снова поставит на ноги — и в строй. Но были и минусы. Они всё о тебе знают - это раз. Даже грёбаная амбидекстрия, даже бисексуальность не укроется от пристального взгляда, хотя, казалось бы, какая им в жопу разница? Два - это вот такие чрезвычайные ситуации, из-за которых я вообще оказался в плену индивидуальной больничной палаты весь в бинтах как герой фильма “Мумия возвращается”. И с частичной амнезией. Было ещё и третье. Этим сукам не было дела до моего лица. Руки-ноги-голова целы, и сойдёт. Послужит ещё. Меня это, естественно, не устраивало. Не хотелось бы, чтобы приятности, которые я собирался вспомнить, оказались последними в моей жизни. Люблю я женщин. С мужчинами тоже, хм-м, бывало интересно. Но женщины, это… Женщины прекрасны.
Я снова осторожно прошёлся по перемотанному бинтом лицу пальцами уцелевшей руки и поморщился. Блядь, потому что. Один бугрящийся ожог, плавно переходящий в другой. Не хотел бы сейчас увидеть себя в зеркало. Серьёзно, боюсь очень сильно расстроиться. Вздохнул, нашарил под матрасом пачку сигарет - какой-то умник из медперсонала оставил их на подоконнике, пока я в коме лежал, вместе с пошарпанной пластиковой зажигалкой. Слез с кровати и в несколько медленных шагов добрёл до окна, раздвинул створки. За окном была… железная решётка, крашенная в добрый белый цвет. Это чтобы не забывал, где нахожусь. Тело ныло и болело, но хотя бы слушалось. Предложи мне сейчас кто-нибудь сбежать, была большая доля вероятности, что я покажу ему средний палец и перевернусь на другой бок на больничной кровати.
Было у моей секретной организации приятное свойство. Они не разбрасывались ценными ресурсами. А я собирался быть ценным. Очень ценным ресурсом.
Покурив - с Ирака не курил, а всё туда же - выкинул окурок за окно и запрятал стратегические запасы обратно, под матрас. Во рту стало ещё хуже, суше и противнее. Зато улеглось что-то нервно-зудящее, сверлившее с самого обеда. Это всё размышления о роже под бинтами и о бабах. Ни те, ни другие до добра не доведут.
Хмыкнув, я потянулся за блокнотом, устроил спинку кровати повыше и взял в пальцы левой ручку. Давно не писал, но это оказалось не слишком-то и сложно. Подумал немного и вывел на середине, сверху страницы кривоватое:
Мария
Мария, Мария… Имя такое, смаковать хотелось каждый раз. Выдыхать в ухо, когда кончаешь. Шептать в кожу, тут же покрывающуюся мурашками, когда выцеловывал дорожки от ключиц до сосков - крупных, розовых. Всегда поражался, как в ней это сочетается. Сталь, такая, что не согнёшь ничем, не проломишь напором. И вот эта мягкая женская податливость, требовательность до ласки, когда до секса доходило.
Мария мне нравилась давно. Холодная, серьёзная, что иногда мороз по коже брал. А иногда наоборот, так посмотрит, что я загорался весь, сразу. Целиком. На кривой козе к ней было не подъехать, и я решил по старинке: цветы, знаки внимания, сладости разные, потому что знать не знал, что она вообще любит. Долго ухаживал, в какой-то момент уже отчаялся. Ребята из СТРАЙКа посмеивались, не в лицо, конечно, но уверенности это нихера не добавляло. Мол, правая рука Ника Фьюри, куда ты лезешь. Сама Мария реагировала неоднозначно. То усмехалась, забирая цветы. То смотрела с недоумением. А в какой-то момент начала вздыхать коротко и печально. Ухаживал я долго, и вот тогда-то и подумал - кончай, командир. Хорошего понемногу. Динамят тебя прямым текстом, сколько можно позориться? В тот же вечер Мария выцепила меня в пустом коридоре и в ближайший свободный конференц-зал утянула - за руку, впившись своей узкой крепкой ладонью в моё запястье. А потом стянула штаны штабной формы и прямо у стены в пустом тёмном помещении так отсосала, что у меня перед глазами засверкали звёзды. Те самые, что на Американском флаге рассыпаны. До того неожиданно и сладко, чуть колени не подкосились, когда кончал. Рот вытерла, поднялась и вдруг взяла в руку мой член, гладит, ласкает, а сама смотрит снизу вверх. Словно допрос с пристрастием. И всё без единого слова. Естественно, я снова готов. Мария улыбнулась уголками губ - как сейчас помню, больше почувствовал - в темноте толком и не разберёшь. Спросила:
- Ещё на раз тебя хватит, командир?
Она встала лицом к стене и приспустила форменные штаны, выгнулась вся навстречу. Разве меня надо было когда-нибудь дважды просить?
Я не планировал, что всё будет именно так. Да и сам толком не знал, чего хочу от неё, когда ухаживал. Думал, в ресторан отведу, если согласится. Что мы, не люди? Мария расставила свои точки над моими “i”. Только секс. Быстрый, жаркий, горячий, как уголь. Общение взглядами, такое, что по движению брови во время совещания понимаешь, и в штанах уже колом стоит от предвкушения. Нами были изучены все тайные и пыльные места в Трискелионе, места, не попадающие в угол наблюдения видеокамер, места, куда никто не заглядывает или наоборот, заглядывают достаточно часто, и в этом дополнительный адреналин. Мария была как каминный огонь - вроде укрощённая, но всё равно дикая и опасная. С постоянно меняющимся настроем доминировать и подчиняться. Мы трахались с ней так, словно завтра нам всё равно было умирать. Я умирал каждый раз, кончая - в ней, над ней, под ней. Выматывался до такой степени, что появлялись мысли - надо этот пиздец заканчивать. Пока не запалили свои же. Пока не наебнулась карьера, пока не… захотелось большего.