Последняя фраза явно относилась к бойцам отряда, а не к охраняемой особе. Десятник тоже не испытывал никаких дружеских чувств к высокомерному знатному, которого поручили проводить к границе «странных земель». Ему было приказано сопроводить посланника туда и обратно, хранить его жизнь и тело, а относительно учтивости командование указаний не давало.
Эльнуер всё это понял. Однако в ответе десятника чувствовалась насмешка. Знать бы ещё, в чём она заключалась. Нужно понять, что именно имел в виду этот наглец. Нужно, ведь насмешка это и подсказка.
Проклятье! Эльнуер едва не выругался вслух. Ведь всё так просто: простые бойцы просто не обладают теми способностями, которые так привычны высокородным. И, похоже, этому бастарду они совсем не чужды. Ведь было же что‑то странное в своих ощущениях, было. Но Эльнуер попросту не обратил на это внимание, поддавшись своему презрению к окружающим.
Он открылся лесу и снова едва не выругался.
Все было обыкновенным и неправильным одновременно. Лес жил своей обычной жизнью, но что‑то уже протягивало сюда осторожные, какие‑то липкие и мерзкие щупальца своей воли. И эта мерзость словно отравляла окружающую реальность, наполняя её ядом злобы, жаждой убийств и разрушения. В голосах редких птиц чувствовалось то же самое беспокойство, что и в ворчании роадраннеров. Только крупные животные оставались в этих богатых пищей местах, явно надеясь на свою силу. И ещё хищники: многочисленные, алчущие крови и убийств. Растения пока не были затронуты этой заразой, но в потоках энергий уже ощущалось некое напряжение.
— Как быстро это происходит, — обратился Эльнуер к десятнику, позабыв о своем недавнем презрении.
— Пока достаточно медленно. От праздника солнцестояния оно продвинулось меньше чем на милю. Но в прошлом это происходило всё же медленней. Здесь ещё спокойно, но вот дальше будет уже не так.
Эльнуар понял, что последняя фраза снова с двойным смыслом. Или даже с тройным. Простая констатация факта. Невысказанный вопрос: «Двигаемся дальше?» И ещё скрытая насмешка в стиле «струсит или не струсит».
— Нужно посмотреть.
Десятник только пожал плечами, дескать «Как прикажешь», и скомандовал своим подчинённым:
— Вперёд! Шагом!
Ящеры неохотно двинулись на юг, осторожно ступая своими широкими трипалыми ступнями и утробным ворчанием выражая свое недовольство командам наездников. Тем, впрочем, тоже не особо хотелось двигаться в заданном направлении. Сам Эльнуар поймал себя на мысли, что сейчас совершает никому не нужную глупость. И так понятно, что здесь происходить что‑то неправильное. Рисковать, углубляясь в эти земли, особого смысла нет. Но он гнал от себя эти мысли, прикрываясь полученным приказом изучить и доложить. Гнал, не желая признавать, что таким образом просто не хочет признать некое превосходство десятника.
Тому, похоже, было сейчас плевать на чувства высокородного к своей персоне. С каждым пройденным фурлонгом он становился всё сосредоточенней и осторожней. Стрела лежала на тетиве его лука, и было видно, что натянуть и отпустить её для этого воина дело пары мгновений. Другие бойцы брали пример со своего командира и бдительно осматривали каждое мало–мальски подозрительное место.
Сумрак под ветвями деревьев начал светлеть, и Эльнуар как‑то не сразу понял, что дело не тут вовсе не в близости полдня. Лес высыхал и сбрасывал листву. Лапы роадраннеров с неприятно громким хрустом давили скрюченные коричневые листья и сухие ветки. Сами же ящеры, которые недавно ворчали уже почти непрерывно, как‑то разом замолчали и начали едва заметно подрагивать. Животные были откровенно испуганы.
Стремительное движение где‑то спереди и слева Эльнуар ещё успел заметить. Успел он также натянуть поводья, заставляя своего скакуна остановиться. Но вот выстрел десятника прозевал. И только когда что‑то темное и мощное словно споткнулось и рухнуло в сухой подлесок, издав короткий то ли рык, то ли визг, высокородный заметил, что светловолосый воин снова накладывает стрелу на тетиву.
— Не стоит двигаться дальше верхом, высокородный.
С удивлением Эльнуар отметил, что сейчас в голосе десятника отсутствовал даже намек на насмешку. Если раньше командир отряда избегал обращаться к нему напрямую, то сейчас тот счёл уместным даже учтивое, хотя и обобщённое титулование. «Неужели боится», — мелькнула мысль, но ангья тут же осознал её нелепость. Безусловно, десятник боялся, ибо страха не испытывают только полные безумцы. А лишённым ума командир отряда не выглядел. Собранным, напряжённым и даже каким‑то злым — да. Таким, каким и положено выглядеть командиру отряда, который вляпался в неприятности.