У Сталина рабочий класс стоял на первом плане, а у Хрущева — кучка людей, которая уже пришла к коммунизму. Какой-то зав. отделом горкома или горисполкома получает две ставки, живет с семьей на дачах за городом. Не говоря уже о больших людях, которые имеют по две-три персональные машины на дедушку, бабушку, тещу и т. д. Чего же не пишут о том, что В. И. Ленин говорил, что любой руководитель должен получать не больше высококвалифицированного рабочего! В связи с таким отношением к Сталину со стороны Хрущева и кое-кого других — очень нехорошие разговоры и анекдоты, а у Сталина в народе — исключительный авторитет и любовь. Я работаю технологом, мне приходится ходить по цехам и все это слышать».
Интеллигенция в своем большинстве после XX съезда, как всегда, заняла по сути безмозглую позицию, выразив пожелание получить дальнейшие разъяснения в готовом к употреблению виде. Образчики такого рода вожделений дальнейших разъяснений приводят «Известия» в той же публикации:
«В Президиум ЦК КПСС От члена ЦК Панкратовой А. М. (известный советский ученый-историк. — «Известия»).
Считаю необходимым сообщить о настроениях среди интеллигенции Ленинграда.
Доклад Н. С. Хрущева был прочитан на партийных собраниях с участием беспартийного актива. Но допущено много самотека: не было ясно, кого отнести к активу, одни беспартийные приглашались, другие — нет, среди комсомольцев допускались подростки, школьники. Собравшихся предупреждали, что ни прений, ни вопросов не будет допущено. Все это вызвало недовольство и огромное множество вопросов, свидетельствующих о большой взволнованности и смятении среди кадров интеллигенции. Мне пришлось за время с 20 по 23 марта сделать 9 докладов и лекций. Подано свыше 800 записок. Во многих ставился вопрос: как теперь относиться к Сталину?
Вот характерные мнения. «Народ не сможет простить Сталину бессмысленные жертвы в Отечественной войне». (Асп. Дорошенко).
«Важно не то, как о себе думал Сталин, — что он уничтожает людей в пользу дела социализма, — важно то, что он нанес огромный ущерб и вред». (Без подписи).
«Если вспомнить, какие имеются в докладе намеки даже на отношение Сталина к убийству Кирова и что говорится о почти вредительской его роли в Отечественной войне, то вывод напрашивается один: действительно надо снимать портреты и выбросить его из истории». (Без подписи).
«В школах сейчас принято из всех учебников вырывать портреты тов. Сталина. Считать правильным или нет?» (Петров).
«В корне необходимо изменить отношение народных масс и руководителей, все остальное будет только говорильней». (Без подписи).
«Чем же было наше государство в продолжение почти 30 лет: демократической республикой или тоталитарным государством с неограниченным единовластием? Или, может быть, это совместимо?».
«Не способствует ли культу личности однопартийность и почти полное слияние органов власти и партийных органов?» (Без подписи).
«В докладе неубедительно дан ответ на вопрос: где же были члены Президиума? Будет ли это разъясняться партийным организациям?».
«Почему не даются объяснения его поведения как отражения интересов определенного социального слоя, выросшего на почве советского бюрократизма, исказившего советскую демократию?».
Выражалось пожелание, чтобы ЦК обратился к партии с закрытым письмом, в котором были бы даны необходимые разъяснения в связи с вопросом о культе личности.
По сути, эти отклики типичных «интеллигентов» на зачитывание им доклада Н. С. Хрущева показывают, что интеллигенция — вовсе не мозг и не совесть нации, на какую роль ее представители претендуют. Ее даже Солженицын охарактеризовал словом «образованщина» правильно — поначитались, понаслушались всякого, а думать сами не желают и не умеют, хотя возомнили о себе как об элите, мозге и совести нации. И со времен XX съезда качество интеллигенции как определенной социальной группы, занятой вне «сферы материального производства» или обладающей «свободными профессиями», в России не изменилось. И уж тем более «интеллигенция» — не носительница политической воли народа.
Саморазоблачение интеллигенции наших дней именно как претендентов на элитарный статус, обеспечивающий качественное превосходство над простонародьем в аспекте потребления социальных благ, в наиболее явной форме выразилось в статье Федора Бурлацкого «Сталин появится из задних рядов. Но пока еще есть время предотвратить его пришествие», опубликованной в «Независимой газете» в рубрике «Книжное обозрение «Ex libris НГ»» еще 22 мая 1997 г.
Признание Ф. Бурлацкого:
«Другое проявление сталинизма — народность. Из триады Уварова — «православие, самодержавие, народность» — Сталин взял два последних, а в конце своей жизни использовал и первое — при нем было открыто 20 тысяч храмов. Народность была во всеобщем образовании и возможности личного успеха — от сохи в маршалы, или в министры, или в академики, или в народные артисты. И чтобы мы ни говорили, уровень жизни после войны постоянно повышался, люди имели гарантированный минимум, бесплатное здравоохранение и отдых».
А через колонку своего текста Ф. Бурлацкий пишет о временах после устранения Сталина:
«Начавшееся после смерти Сталина демократическое движение снова сбилось с пути на такую колею, которая разводит в разные стороны народ и государство, новую элиту и простых людей».
Если вспомнить, что «демос» по-гречески — народ, то, по существу, Ф. Бурлацкий пишет, что демократическое движение сбилось с пути и стало антинародным, вследствие чего народ (простые люди) и государство («новая элита», если говорить его словами, а по существу — интеллигенция), идут разными путями к разным целям.
Если бы Ф. Бурлацкий писал по-русски или хотя бы вдумывался в смысл слов, то он сразу бы увидел, что написал: «народовластное движение сбилось с пути и стало противонародным», после чего осталось бы рассмотреть социальный состав участников этого сбившегося с пути движения и вспомнить афоризмы русского историка В. О. Ключевского: «Истинная цель благотворительности не в том, чтобы благотворить, а чтобы некому было благотворить… Черви на народном теле: тело худеет — паразиты волнуются… Российская интеллигенция — листья, оторвавшиеся от своего дерева: они могут пожалеть о своем дереве, но дерево не пожалеет о них, потому что вырастит другие листья».
То есть история российской интеллигенции повторяется, как дважды два, объяснение чему находим также у В. О. Ключевского в афоризме, начинающем его тетради: «Закономерность исторического явления обратно пропорциональна его духовности», — что и объясняет судьбы российской интеллигенции в прошлом и ее перспективы в будущем, которые так пугают Ф. Бурлацкого.
«Чего же можно ждать в будущем? Все будет зависеть от степени жадности или разумности бюрократической или финансовой элиты. Если она поделится тем, что захватила в 90-х годах, и даст шанс народу жить обеспеченно за хорошую работу, все пойдет, как в Бразилии или Аргентине, — к зависимому капитализму, который ко второй половине XXI века сможет достигнуть нынешнего уровня США или Западной Европы.
Не поделится элита — снова появятся товарищ Ленин или товарищ Троцкий, а может быть, и товарищ Сталин. Вряд ли такой человек будет иметь знакомый нам твердокаменный профиль Г. Зюганова или неистовый облик А. Лукашенко. Скорее всего, он появится откуда-то из задних рядов, как появился Коба, в котором никто не опознал будущего Сталина.
Пока еще есть время предотвратить пришествие «спасителя» в железных сапогах, способного разрубать общественные проблемы и человеческие судьбы. Элита — старая и новая — должна поумнеть, если она не хочет погибнуть и потащить за собой страну в пропасть нового сталинизма».
Со времени публикации этой статьи прошло много лет. Но какого-либо прогресса в понимании эпохи и перспектив Ф. Бурлацкий не явил, поскольку свою новую статью «Сталин и сталинизм: прошлое, которое не уходит» завершает уже знакомыми нам словами: