Поток, ещё поток, фиксация, наложение... Напряжение внутри круга из огоньков опасно нарастало, но маг не позволял себе ни одной лишней мысли, только работа! Вот пошёл последний круг...
Поток, фиксация... И вдруг - резкая боль во лбу, головокружение, как удар, и - потеря половины потоков. Дух, про которого Порошин и думать забыл, внезапно встрепенулся и напомнил о себе. И как напомнил - словно огнём ожёг!
-Ах ты, - прошипел маг сквозь зубы, - а я тебя ещё жалел... Погоди, а? Дай доделать, потом балуй!
Но дух не унимался. Голова кружилась и болела, и в ночной мгле Порошину чудились какие-то неясные фигуры: то ли русских воинов, то ли татар, то ли вовсе немцев. Маг сцепил зубы. Ну нет, врёшь, не поддамся больше!
Едва дыша от боли, он вновь собрал потоки внутри круга. Сейчас, если верить методичке, в нём должен был образоваться один сверхконцентрированный поток, которым и следовало прорвать межпространственную границу. Боль была такая, точно черепную коробку вскрывали консервным ножом, слёзы выступили на глазах, но Порошин терпел и не выпускал уже собранных потоков. И - не может быть! - в неуловимый миг множество их стало одним, тонким, но мощным, точно хлыст.
-Есть!
Последний всплеск боли, как чей-то крик. Ледяной ветер в лицо. И - тишина. Боль схлынула, точно её и не было.
Порошин зажмурился, выдохнул, а когда открыл глаза, увидел - перед ним словно бы раскинулось мерцающее туманное полотнище, уходящее поверх полянки в глубокую, непроглядную темень над берегом Северского Донца. Серая Дорога, к которой он вышел снова, только уже сам. Живой.
И там, в ледяном тумане, слабо мерцали серебристые огоньки - души, уходящие в неведомые дали, уходящие для того, чтобы много позже вернуться обновлёнными, изменёнными, полными силы. Малые частицы в вечном круговороте жизни.
Так вот как это всё выглядит со стороны, оказывается...
Призрачный ветер, дувший в открытую щель между пространствами, вымораживал изнутри, однако Порошин терпеливо держал проход, разведя в стороны ладони. Сейчас, как ему помнилось, призванная душа должна сама явиться из посмертия обратно в мир.
И действительно, один из бледных огоньков дрогнул и приблизился. Тонкое тело, сложная информационно-эфирная субстанция, но маги-практики по сей день предпочитали безусловно правильным научным терминам старорежимную 'душу'... И сейчас Порошин глядел, как приближается к нему эта самая душа - смутная, едва оконтуренная, мерцающая фигура. Когда она вырвалась из прохода и стремительно втянулась в мёртвое тело, магу почудился крик боли и леденящий удар.
Сейчас предстояло самое сложное: удерживая проход, допросить мертвеца и проследить, чтобы душа вновь вернулась на Серую Дорогу. Иначе - быть ефрейтору мертвяком, а Порошину - магом, этим самым мертвяком сожранным. И следовало поторопиться, открытый проход высасывал последние силы - то, что магия ещё недожгла. На лбу выступил холодный пот, руки заледенели, голова кружилась, однако нужно было любой ценой довести дело до конца.
Он чувствовал сопротивление - даже мёртвый, фриц не хотел отвечать, однако маг держал его крепко. И мертвец, лежавший в круге мерцающих магических огней, неохотно открыл рот. Вначале из горла вырвалось сипение, потом маг услыхал хриплый, невнятный ответ:
- Ефрейтор... Артур Бергауэр... Первая горная дивизия... Горный разведывательный... батальон...
-Слышите? - крикнул он сержантам. Словно бы издалека донёсся невнятный ответ. Слышат, всё в порядке...
Порошин снова судорожно вздохнул и поморгал - в глазах, слезившихся от неощутимого ветра с Серой Дороги, замерцали странные огоньки. Ох, как бы в обморок не хлопнуться... нельзя, сейчас никак нельзя! Он поморгал ещё раз, сгоняя слёзы и надеясь, что злое мерцание исчезнет, и вдруг понял, что оно ему не чудится. На Серой Дороге творилось что-то невообразимое. Бледные огоньки душ, одинокие, потерянно бредущие в ледяном тумане посмертия, возвращались.
И было их много, очень много.
Такого ужаса Порошин не испытывал никогда в жизни, даже под самой первой бомбёжкой. Даже зимней ночью в городке Всеславле, глядя на восставших из могилы однополчан.
Когда схлынул этот ослепительный страх, он расслышал далёкий голос, кричащий где-то в голове, на пределе внутренней слышимости. Какой-то маг пробился к нему через мыслеречь:
'Закрывай! Немедленно закрывай окно! Они же сейчас прорвутся! Закрывай, чучело глухое!'
Наверно, это второй маг - тот самый, раненый, о котором упоминал Нестеренко. Как он понял? Как почуял? Или знал про самоубийственный допрос?
'Сейчас!' - ответил он этому паническому воплю, и ощутил ответный короткий выдох. Его услышали.
'Быстрей. Сдвигай края, только плавно! За немца не бойся - когда напряжение возрастёт, его просто утянет обратно. Давай, ну!'
Непослушными пальцами Порошин попытался скрутить новый сверхсильный поток, сдвинуть края разрыва, захлопывая окно - и с ужасом понял, что не может. Проход не закрывался. Он ещё мог держать его, не давая распахнуться окончательно и выпустить наружу сотни мертвецов - но не мог и закрыть. Ни плавно, ни как-то ещё.
Кто-то неизмеримо сильнее их обоих скрыто вмешался в его неумелый обряд и теперь давил, давил, одолевая сопротивление Порошина и заставляя его по сантиметру разводить руки всё шире.
'Закрывай же, дурень! Ну!'
'Я... не могу...'
В немом ужасе Порошин глядел, как несутся на него из серой мглы бледные звёзды возвращаемых на землю душ. Глядел - и ничего не мог поделать. Вот сейчас прорвутся они - а трупов вокруг столько, что полка с огнемётами не хватит, чтобы пожечь всех восставших. И все, все, кто был живой в этом котле - все будут растерзаны ещё до рассвета...
А мёртвый ефрейтор, лежавший перед ним, продолжал бубнить номера приказов и координаты, а сержанты, остававшиеся где-то за кругом магических огоньков, продолжали это всё слушать...
Второй маг несколько мгновений молчал. Порошин из последних сил сдерживал разрыв - но чувствовал, что проигрывает. В лицо хлестал мертвящий ветер, не давая дышать, Серая Дорога давила, толкала, рвалась в живое пространство. Холодный пот заливал глаза.
'Ясно всё, - наконец услышал он, и в голосе незнакомого мага прозвучала смертельная усталость. - Не знаю, как они за твоего покойника зацепились, сразу, что ли, заклятий на него навесили, а поймали нас, как карася на хлеб. За Донцом, похоже, спецы из 'Аненербе' сидят, я с ними сталкивалась уже...'
Господи! Посмертница!
-Маша! - закричал Порошин сквозь ледяной ветер.
'Ваня?! Товарищ маг-лейтенант?'
Какая знакомая усмешка - если б это только помогло, Порошин жизнь бы за неё отдал. Только сейчас неизвестно ещё, кто кому поможет...
'Силён ты, Ваня, сколько шума поднял! Стой, погоди-ка... Так вот оно что'.
-Что? - Порошин не замечал, что разговаривает вслух. Сержанты, должно быть, решили, что он чокнулся.
'Не зря на тебя тот разведчик зуб точил. Не зря у тебя в ауре эти пики проскакивали... всё-таки подцепил тебя немец, и так, что даже я не учуяла. Ох, я бы с вашей разведкой поговорила, какими они методами пользуются, да только поздно уже... А ты окно держи, держи, сейчас придумаем, что делать...'
Что делать, что делать... Порошин слышал звучавший в голове голос Маши так ясно, словно она стояла рядом - и понимал, что ничего они не придумают. Не успеют. Невозможно остановить такой вал силы - всё равно что на танк с голыми руками выйти. Только и остаётся, что погибать. Ему.
-Маша... - он впервые называл её так вслух, но она тотчас откликнулась. - Зови своих, пусть дают сигнал - идти на прорыв сейчас же. И ты уходи. Я ещё какое-то время тут... удержу, но потом... Тебя выносить надо, ты ранена, мне сказали...
'Не дури, товарищ маг-лейтенант Порошин, - кажется, она улыбалась. - Я не ранена, я убита. Мне жить осталось полсуток в лучшем случае - счастье, что я сама себе болевой шок сняла, умею. А то бы уже... не было'.
Как Порошин устоял на ногах - непонятно.