— Не пускайте его! — завизжали все женщины, но их возгласы не заглушали всхлипываний жирного парня.
— Не смейте меня удерживать! — кричал старик. — Уберите ваши руки, мистер Уинкль! Мистер Пиквик, пустите меня, сэр!
В этом хаосе и суматохе великолепное зрелище являла философски благодушная физиономия мистера Пиквика, хотя и покрасневшая слегка от напряжения, когда он стоял, крепко обхватив руками обширную талию дородного хозяина, сдерживая таким образом бурное проявление его страстей, в то время как жирного парня, царапая и теребя, выталкивали из комнаты толпившиеся там женщины. Мистер Пиквик не разжимал рук, пока не вошел слуга, доложивший, что двуколка подана.
— Не отпускайте его одного! — завизжали женщины. — Он кого-нибудь убьет!
— Я еду с ним, — заявил мистер Пиквик.
— Вы — славный человек, Пиквик! — воскликнул хозяин, пожимая ему руку. — Эмма, дайте мистеру Пиквику какой-нибудь шарф на шею. Пошевеливайтесь! Позаботьтесь о бабушке, дочки, ей дурно. Ну, что, готовы?
Рот и подбородок мистера Пиквика были поспешно обмотаны шарфом, шляпа надета на голову, пальто переброшено через руку, и мистер Пиквик дал утвердительный ответ.
Они вскочили в двуколку.
— Гони вовсю, Том! — крикнул хозяин, и они помчались по узким проселкам, подпрыгивая на выбоинах, задевая за живые изгороди, тянувшиеся с обеих сторон, и рискуя в любой момент разбиться.
— На сколько они нас опередили? — крикнул Уордль, когда они подъехали к воротам «Синего Льва», где, несмотря на позднее время, собралась небольшая толпа.
— Не больше чем на три четверти часа, — отвечали все.
— Карету и четверку! Живо! Двуколку доставите после!
— Ну, ребята! — закричал хозяин гостиницы. — Карету и четверку! Поторапливайтесь! Не зевать!
Конюхи и форейторы пустились бегом. Мелькали фонари, метались люди; копыта лошадей цокали по плохо вымощенному двору; с грохотом выкатилась карета из сарая; шум, суета.
— Подадут когда-нибудь карету? — кричал Уордль.
— Она уже на дворе, сэр, — ответил конюх.
Карету подали, лошадей впрягли, форейторы вскочили на них, путники мигом влезли в карету.
— Помните, перегон в семь миль — полчаса! — кричал Уордль.
— В путь!
Форейторы пустили в ход хлыст и шпоры, лакеи кричали, конюхи подбадривали, и лошади бешено помчались.
«Недурное положение, — подумал мистер Пиквик, улучив минутку для размышлений. — Недурное положение для президента Пиквикского клуба. Сырая карета… бешеные лошади… пятнадцать миль в час… и вдобавок в полночь».
На протяжении первых трех-четырех миль оба джентльмена не произнесли ни слова, ибо каждый был слишком поглощен своими думами, чтобы обращаться с какими-либо замечаниями к спутнику. Но когда они проехали это расстояние и лошади, разгорячившись, взялись за дело не на шутку, мистер Пиквик, возбужденный быстрой ездой, не мог долее хранить мертвое молчание.
— Мне кажется, мы непременно их настигнем, — сказал он.
— Надеюсь, — ответил его спутник.
— Славная ночь, — продолжал мистер Пиквик, глядя на ярко сиявшую луну.
— Тем хуже, — возразил Уордль, — потому что при лунном свете им легче удрать от нас, а нам луна не долго будет светить. Она закатится через час.
— Пожалуй, не очень-то будет приятно мчаться во весь опор в темноте? — осведомился мистер Пиквик.
— Несомненно, — сухо ответил его друг.
Возбуждение, охватившее мистера Пиквика, начало понемногу спадать, когда он подумал о неудобствах и опасностях экспедиции, в которую столь легкомысленно пустился. Он очнулся от громких криков переднего форейтора.
— Ио-ой-йо-йо-йо! — кричал первый форейтор.
— Ио-йо-йо-йо-йо! — кричал второй.
— Ио-йо-йо-йо-йо! — бодро подхватил сам старик Уордль, высунув из окна кареты голову и часть туловища.
— Ио-йо-йо-йо-йо! — присоединился к хору и мистер Пиквик, хотя понятия не имел, какой в этом смысл. И под эти «йо-йо» всех четверых карета остановилась.
— В чем дело? — осведомился мистер Пиквик.
— Застава, — ответил Уордль. — Мы наведем справки о беглецах.
Минут через пять, потраченных на непрерывный стук и оклики, из сторожки вышел старик в рубахе и штанах и поднял шлагбаум.
— Давно ли проехала здесь дорожная карета? — осведомился мистер Уордль.
— Давно ли?
— Да.
— Вот уж этого я хорошенько не знаю. Не так, чтобы очень давно, но нельзя сказать, что недавно, этак, пожалуй, середка на половину.
— Может быть, здесь и вовсе не проезжало никаких карет?