При возникновении конфликтных ситуаций, связанных с появлением конкурентов, использует личную охрану, целиком состоящую из бывших сотрудников КГБ СССР и МВД Украины и России и объединенную в частное сыскное агентство „Скиф“. Некоторые сотрудники „Скифа“ до сих пор пользуются значительным влиянием в различных спецслужбах, что практически сводит на „нет“ все немногочисленные усилия правительственных органов, направленные на раскрытие финансовой нечистоплотности г-на Божко. Кроме того, известно, что г-н Божко тесно связан с верхушкой уголовного мира Украины и России, некоторые воры в законе называют его своим другом.
В настоящее время К. И. Божко постоянно проживает на юге Португалии, где владеет рядом коммерческих структур и недвижимостью. Разведен. Дочь, 20 лет, живет с матерью в Калифорнии…»
Не понял… А от меня-то что требуется? Источники дохода — более чем очевидные. Налицо весьма удачливый бизнесмен, человек, безусловно, незаурядный, талантливый, энергичный.
Связи с уголовниками? Просто анекдот… Пусть мне покажут хотя бы одного постсоветского нувориша, который их не имеет, — обещаю до конца жизни дважды в день молиться за него.
Немного подумав, я распростился с последними надеждами на то, что мои заказчики — частные лица, защищающие собственные финансовые интересы. Людей, сопоставимых по возможностям с Божко, — единицы. Сармат на них работать не станет. Вывод неутешителен: он работает на Организацию.
Я принял добрую дозу коньяка. Внутри сразу потеплело.
Есть еще, конечно, Дед. Кстати, где его телефон? Вот он.
— Привет, Дед! Узнал? Извини, что так долго молчал. Как здоровье?
— Привет, привет. Здоровье нормальное. Но важно другое. Я знаю, зачем ты звонишь. Сармат рядом?
— Нет. Я вижу, ты осведомлен обо всем. Колись.
— Уверен, ты уже все решил. Совет первый — о заказчике не беспокойся. Здесь все чисто. Совет второй: хорошо подумай, прежде чем дать Сармату ответ. И последнее: наколку на тебя дал я. Извини.
Вот так. Ничто в жизни не могло заставить Деда указать на меня пальцем. Ничто, кроме совести. Значит, он что-то знает про Божко. Моя задача — найти это «что-то». Подсказки здесь неуместны.
Настроение сразу улучшилось. Сармат оказался именно тем, кем я его считал. Более того: вероятно, он тоже ученик Деда, ученик, прошедший с ним до конца. Значит, в экстремальной ситуации — но только в самой экстремальной! — я могу рассчитывать на поддержку Деда. Уже кое-что.
…Работа. Я в возбуждении вышагивал по квартире. Внутри, где-то в области солнечного сплетения, чуть-чуть начинаю покалывать. Столь знакомое прежде и, казалось, навсегда уже забытое ощущение опасности. Адреналин наполняет мускулы, сжигая все болячки, нажитые за четыре года бездействия. Четыре года одиночества, позорного бегства от самого себя. Долгие четыре года, в течение которых я пытался убедить самого себя, что живу. Как глупо и бездарно…
Стоило Сармату мелькнуть перед глазами и поманить пальчиком — и все. Весь небоскреб лжи и самообмана рассыпался, как карточный домик. Прав Сармат. Тысячу раз прав. Тошнит меня от самого себя, когда гордо, по-алгарвийски выпятив нажитое брюшко, расхаживаю я по Виламоуре в поисках ресторана, в котором еще не жрал.
Существует, конечно, и другая сторона медали. Тихий, размеренный образ жизни. Не очень большой, но твердый доход. Не любимая, но и не обременительная работа, отнимающая три-четыре часа в день. И — самое главное — полная, безграничная свобода. Ночи — без кошмаров, прогулки — без оглядки, друзья — без подвоха. Что это? Стабильность? Или болото? Готов ли я всего этого разом лишиться? Вопрос, конечно, интересный…
А почему, собственно, я должен это терять? Выполню задание — и вернусь… Н-да… Дважды в одну реку… Не лги, старик. Сам себе не лги. Слишком много «но». Во-первых: если вернусь. Существует «но», не так ли? Во-вторых: если захочу вернуться. Что отнюдь не факт. Я не португалец. Я русский. Сармат предоставляет мне шанс вернуться. Туда, откуда я так позорно сбежал, окрасив собственную обиду и бессилие красивыми словами, брошенными через плечо. А Сармат — тот остался, и Дед остался. И все четыре года они провели на самой верхней палубе судна, обдуваемые всеми ветрами, обливаемые всеми ливнями, но — у штурвала. А я, как прилипала, присосался к днищу, поросшему сладкой жирной травкой, и щиплю ее понемногу. Благо, надолго хватит. Только вот самый сопливый юнга смотрит на меня теперь брезгливо, потому что имеет на это полное право. Надоем, намозолю глаза — и сковырнут меня ржавым багром. И поплывут дальше… А мне уже их не догнать — мышцы атрофированы.