Так понемногу вызрела идея Пети о существовании апокалиптического тренда сползания человечества в коллапс сознания. Он не приписывал ее себе, но считал, что тренд существует согласно сказанному в Евангелии: «Широка и пространна дорога в погибель». Впрочем, вывод, к которому пришел начинающий мыслитель, был уже оригинален.
Он счел, что перед лицом грозной опасности крайне необходимо создать систему раннего оповещения о приближающемся коллапсе и выработать всеобъемлющий план реагирования. Для оповещения нужно создать своего рода «локатор» – аналитическую группу передовых людей, которые бы социологическими и другими методами выявляли динамику апокалиптического тренда. Данные о тренде подлежали немедленной публикации ведущими средствами массовой информации.
Разумеется, в случае роста угрозы коллапса должен приводиться в действие особый план защиты. Он мог включать выступления духовных лидеров, активизацию проповеднической деятельности и ограничение свободы распространения атеистических взглядов. Все действия в рамках плана должны быть хорошо согласованы и пользоваться поддержкой правительств. Цель плана – всеобщее покаяние людей как единственно верная защита от коллапса сознания.
Петя Туманов настолько увлекся перспективами выдающегося дела, что почти не обратил внимания на вошедшего в купе попутчика. Невысокий мужчина, одетый в пальто и мягкую шапочку, вежливо приветствовал Петю и стал устраиваться на противоположном месте. Когда он снял пальто, стало видно, что он носит рясу и крест.
«Священник», – подумал аспирант. Поезд вскоре тронулся, и через полчаса проводница принесла горячий чай. Чаепитие – лучшее время для знакомства в дороге. Попутчиком Пети оказался отец Сергий, служивший в храме во имя Святителя Николая Чудотворца в Н-ске. Они разговорились, и Петя поведал немного о себе.
К некоторому удивлению молодого человека, священник проявил живой интерес и к его научной работе, и особенно к образу его мыслей. Мало-помалу Петя рассказал о диссертации, о том, под каким углом зрения он видит проблемы сознания. Когда он обрисовал возможность коллапса сознания и сказал о системе оповещения и защиты, о. Сергий вздохнул и заметил:
– Вы все говорите о людях неверующих. Но и верующие сталкиваются с той же самой напастью. Вырваться к свету, миру и благодати им тоже порой нелегко. Поэтому систему раннего оповещения каждый должен закладывать прежде всего в собственную душу. Без этого все сведется к тому, что одни слепые попытаются вести других слепых.
– Вот как? – удивился Туманов. – Неужели уже и веры мало, коли к ней надобно в своей душе систему оповещения иметь?
Отец Сергий задумчиво помешал ложечкой в своем стакане. Ответил он немного другим тоном, как бы сдержанней и серьезней:
– Был один случай, который врезался мне в память и над которым часто размышляю. Однажды я служил литургию у нас в храме и обратил внимание на мужчину лет тридцати, стоявшего возле окна. Раньше я его не видел, но выражение его лица подсказало мне, что человек он сложный. Подумал об этом как-то мельком, почти непроизвольно.
Он же стал приходить в храм довольно часто. Держался особняком, склонности к общению не обнаруживал. Раз, впрочем, подошел ко мне за благословением, и немного поговорили. Назвался Алексеем Кочневым, в прошлом был сотрудником преуспевающей компании. По не совсем понятным причинам работу оставил и стал заниматься, по его словам, «кое-какими писательскими делами». О содержании сих дел определенно ничего не сказал, я же настаивать на подробностях не стал.
Так и продолжалось с год или около того. Алексей приходил на службы, два или три раза причастился. Держался незаметно, обычно ставил свечи пред иконами Спасителя и Божией Матери и отходил к окну. Чувствовалась в нем какая-то недосказанность или скрытность, но я значения этому не придавал. Характеры у людей разные, один любит побольше рассказать и посоветоваться, другой все молчит.
Все же однажды вечером мне довелось узнать о нем больше. Пришел он к вечерней службе, народу в храме было немного. Все желающие уже исповедовались, и я стоял возле аналоя, ожидая, не придет ли на исповедь кто-нибудь из опоздавших. Тут он подошел ко мне и сказал, что хочет поговорить.
Я кивнул. Рассказ Алексея был откровенным. Несколько лет он работал над философско-религиозной книгой, ради которой оставил работу и терпел ощутимую материальную нужду. Когда книга была готова, он попробовал ее опубликовать. Но везде, куда бы он ни обращался, встречал отказ. Постепенно ему стало понятно, что его книга не вызывает сочувствия практически ни у кого. А ведь идеи этого труда Алексей сделал главным содержанием своей жизни и жил практически только ими. Он понял, что непризнание книги ставит его на грань сильного нервного срыва. И он, в общем-то, не знает, как избежать этого срыва.