С замирающим сердцем она просто смотрела на этого Адониса в синей трикотажной рубашке и джинсах. Он проспал на этом стуле всю ночь? И почему? Серьезно, какую цель он преследовал, позволив ей остаться в своем доме?
Почему он то презирал ее, то обращался нежно, как с ребенком? Ее взгляд упал на какой-то предмет на полу. Чемодан. Он принес из красного дома ее вещи. Думал, что она останется здесь больше, чем на день.
Тэсс приподнялась на кровати, но бинт сжимал ногу, причиняя ей неудобства и боль. У нее екнуло под ложечкой. Его ожидания оправдаются, подумала она. Она никуда не сможет пойти. Волна паники переместилась в сжавшийся от напряжения живот. Ей было знакомо это ненавистное ощущение, когда отчаянно хотелось встать и пойти, но она не могла этого сделать. Ей вспомнились те бесконечные ночи в доме Генри, наблюдавшего за каждым ее движением и ставившего ее на место, если она хоть чуть-чуть переходила границы.
— Ты проснулась.
Она кивнула. Дэмьен смотрел на нее, такой чертовски симпатичный, со своими глубокими синими глазами и небритым подбородком.
— Я не сплю.
— Все в порядке?
— Не могу спать.
— Нога болит? — Он встал, подошел и сел около нее на кровати.
— Если пошевелить.
— Тогда не шевели.
Ее сердце зашлось. Почему он так заботлив? Хочет, чтобы она побыстрее поправилась и приступила к работе? Чтобы она побыстрее закончила дом?
Проглотив еще две таблетки болеутоляющего, она подумала, что мотив побуждает ее к действию. А у мужчин тоже есть мотивы?
Она указала на чемодан на полу:
— Спасибо, что принес мои вещи.
— Не за что.
Тэсс глубоко вздохнула:
— Ты знаешь, Дэмьен. Мне неудобно.
— Знаю.
— Потому что ты заботишься обо мне.
— Знаю.
— Это сводит меня с ума.
Он улыбнулся:
— Очень плохо.
Она ответила на его улыбку:
— Тебе нужно вернуться в свою комнату и поспать.
Он не шелохнулся, пристально посмотрел на нее, задержал взгляд на ее губах:
— Да, наверное.
Но вместо этого наклонился и поцеловал ее.
Дэмьен понимал, что в тот момент, когда он поцеловал ее, то купил билет в ад.
Ничто, даже перевязанная больная нога, не помешает ему взять больше. Все было так, как будто их не разделяло время. От нее исходил все тот же сладковатый прохладный запах ванили, просто сводящий его с ума. Он коснулся ее лица, нежной щеки, почувствовал, как она напряглась, когда приоткрыла рот для поцелуя. От этого у него застучало в висках и бешено заколотилось сердце.
Он взглянул в ее большие, жаждущие серые глаза. Ему никогда не хотелось ничего больше, чем хотелось ее сейчас. И когда она улыбнулась, он со страстью накинулся на ее рот, поглощая его тепло, ощущая ее дыхание и длинные рыжие локоны, щекочущие его лицо.
Тихо застонав, Тэсс запустила пальцы в его волосы и привлекла его поближе.
Это было наказанием и удовольствием для них обоих. Он поцеловал ее шею, ощущая, как пульсирует под нежной молочной кожей тонкая жилка. Она застонала, привлекая его еще ближе. Он куснул ее кожу, так, как ей нравилось раньше, пальцами нащупывая кнопки на ее пижаме.
— Поцелуй меня, — шептала она. — Поцелуй меня так, чтобы я не смогла устоять.
Ее слова взволновали его и одновременно были предупреждением, но он слишком далеко зашел и не обращал на это внимания. Он хотел снова ощутить ее рот, язык, покусывать и целовать ее, пока она не задрожит и не захочет его. Он целовал ее, ощущая под ладонями ее мягкую, шелковистую кожу. Его рука скользнула под фланель пижамы по ее груди. Она застонала и подалась всем телом к нему, и этот стон наполнил его желанием. Он освободил ее грудь от пижамы и, опустив голову, мягко лизнул нежный бугорок, потом снова и снова, обводя языком розовую плоть соска, пока он не стал темным и твердым.
Тэсс откинула голову на подушку, и он продолжал. Потом, когда его тело и ум находились на грани взрыва, Дэмьен взял твердый бутон в рот и стал посасывать его, пока стоны Тэсс не стали более глубокими. Он продолжал, одной рукой спускаясь вниз по животу к брюкам пижамы. Она мгновенно отреагировала, напряглась и положила свою руку сверху на его руку.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
Она сглотнула, покачала головой:
— Это… это — нога. Больно.
Он отвернулся:
— Черт. Извини.
Он чувствовал себя ослом. Какой мужчина стал бы набрасываться на больную женщину? Возможно тот, кто хотел расплаты. Он встал: