Живот уже болит, но остановить смех никак не получается. Мы с Бэллой стоим друг напротив друга и держимся а животы, согнувшись пополам.
- Что же вы наделали??
Полный неподдельного ужаса голос Мелиссы почему-то заставляет смеяться еще громче.
Черные волосы двух девочек-чертят стали белыми, так же как и плечи, и спины, и пол на кухне. Идея испечь сырники началась с найденной в столе поваренной книги. А закончилась упавшим из детских рук открытым пакетом муки на бедовые головы и приступом неконтролируемого хохота.
- Да нам же всем попадет!
Сквозь смех раздается веселый голос:
- И что, в первый раз что ли?
- Иза! – восклицает Мэл и почти плачет.
- Что? Вик, скажи ей.
Но я не в силах выдавить из себя ничего, кроме очередной порции задорного смеха. Я хлопаю в ладоши и кручусь вокруг своей оси, поднимая вокруг себя белый вихрь, и мне в голову приходит шальная мысль.
- Милли, ты слишком серьезная! – я наклоняюсь к полу и загребаю белый порошок в свои ладошки, сложенные ковшиком.
- Тори, не...
И новый взрыв смеха, вызванный растерянным выражением лица Мелиссы, с волос которой медленно опадают белые крупинки..
- Грэмс! Грэмс! Проснись же! Бэлла, я не могу разбудить бабушку! Да проснись же!!! ГРЭМС!!!
- Вы уже большие, поэтому ведите себя хорошо, слушайтесь старших. Мы приедем за вами, как только закончим свои дела.
Объятие мамы больше напоминает прохладный душ...
- Мэл, не жди их. Они уже не приедут за нами.
- Но... Как? Я не понимаю.
- Мы им не нужны.
- Тори, что ты говоришь такое? Это же мама и папа. Они не могут не приехать. Иза, скажи ей, что она ошибается.
- Лисса, мы ждем их уже третий месяц. Неужели ты не понимаешь, что теперь у нас остались только мы сами?
- Милли, не плачь. Пожалуйста. Нас трое. И мы всегда будем вместе. Слышишь?
- То есть как только Бэллу?
- Виктория, это их желание. Они надежные люди, мы все проверили, поэтому у нас нет оснований не отдавать им Изабеллу.
- Вы что, тупой?
- Да как ты разговариваешь, соплячка?! Быстро иди в свою комнату! Чтоб я тебя не видел больше!
- Не пойду! Как вы можете забирать ее у нас?! Как?? Она сама этого не хочет, вы же видите! У нас и так родителей нет! Вам этого мало?!
- У меня полный приют таких же беспризорных, как вы!
- Не таких же! Они все одни! Одни! А нас трое!
- Ты забываешься! Повернись и выйди отсюда. И учти, если вы с Изабеллой рискнете учудить одну из своих выходок или, еще лучше, сбежать, то подумайте о Мелиссе, которая останется тут одна.
- Вик, я попробую их убедить. Рокси и Грэг добрые, они вам понравятся. Не знаю, почему они так хорошо относятся ко мне, но у меня два варианта: либо вы скоро переедете к нам, либо я вернусь к вам.
- Мэл! МЭЛ! Очнись! Сейчас же очнись!!!
Удары по щекам приводят в себя девочку, только что упавшую без чувств. А у меня такое чувство, что я сейчас упаду рядом с ней...
- Тори..
- Встань! Сейчас же вставай!
- Тори, что с Изой?
- ...
- Мы... мы... потеряли ее?
- всхлип
Такой жуткий крик не может принадлежать этому хрупкому созданию. Не может так жестоко рвать связки этого нежного горла. Уничтожать последние лучи света в душе. Не может.
Но каким-то немыслимым образом он это делает.
Принадлежит.
Рвет.
Уничтожает.
- Да сколько можно! Виктория, ты просто невозможна! Мы терпели, но это уже слишком, ты просто опасна! Как ты посмела поднять руку на Джека?! ...
Воспоминания заполнили все существо девушки, которая сейчас свернулась калачиком под одеялом, чувствуя себя размером едва ли не мельче божьей коровки. Синие и ледяные, как айсберг, глаза отца, поджатые губы матери, полный надежды взгляд Бэллы, который она видела в последнюю их встречу.
- Не уходи.
Знакомый шепот врывается в сознание девушки, отчего она широко распахивает глаза в темноте, пугаясь шепота в ее ушах:
- Потанцуй со мной.
Чёрт, а он-то тут откуда?!
А из темноты не нее смотрят наглые серые глаза. Его глаза.
Девушка прижимает руки к глазам, но, видимо, нажимает на какую-то неправильную кнопку: становится только хуже. Хуже?
А ты уверена?
Нет, не уверена
Не хуже
Лучше
Горячие тиски прижимают ее запястья к стене, глаза закрываются...
выдох в шею, мурашки на пояснице
руки на ее спине.
дождь на лице
И в глазах
И в душе
Не только в ее, но и в его.
Почему так приятно вспоминать? Думать о нем? Чувствовать запах того, кого месяц назад даже не замечала. Что изменилось?
Какой же идиотский вопрос. Как он ей надоел.
Ничего не изменилось.
Простая и желанная ложь. Только так можно заткнуть сердце, которое рвется к запретным в своей сладости воспоминаниям.
Привязывается опасно. После этого становится больно.
Нет.
Я больше не позволю никому причинить мне боль.
====== Глава 21. Сваха по совместительству. ======
Все воскресенье Мэл почти не отходила от Тори, которая, будучи в плохом самочувствии, а значит и настроении, капризничала, чем испытывала терпение Мелиссы, которая спокойно все выносила, не переставая, однако, ругать сестру за “опрометчивую прогулку пол дождем”.
Тори, которой такая сверх забота была непривычной, чувствовала, что напрягается все больше и больше, поэтому в понедельник всеми правдами и неправдами умоляла сомневающуюся сестру не пропускать занятия:
- Экзамены же скоро! В конце года. А ты занятия собралась пропускать. Нельзя так.
- Тори, а если я тебе буду нужна?
- Я в состоянии сама себе чай сделать! А подруги? Ты же хочешь их видеть? Хочешь! И дома сидеть будешь? Мэл, хватит. Иди.
Это конечно свинство, но выбора у меня нет.
Сомневающееся лицо Мэл подтолкнуло Тори пойти ва-банк:
- И Натаниэль расстроится, если ты не придешь...
Есть! Вот этот огонек в глазах. Мэл сдалась.
Как же хорошо побыть одной. Тори только сейчас поняла, насколько сильно она, не привыкшая к заботе и беспокойству о себе, устала от постоянного внимания к своей персоне.
Не легче становилось и от необъяснимого желания петь. Но эта идея не была реализована, потому что горло у Тори опухло, голос был сиплым, а попытка выдавить из себя хоть что-то, отдаленно похожее на ноту, закончилась приступом кашля и черными точками в глазах. Свой собственный голос для Тори сейчас звучал как шепот простывшего в переходе бомжа, которому наступили на горло тяжелым сапогом. Температура, хоть и медленно, но все же спадала и, в отличие от вчерашнего дня, проведенного в кровати, сегодня Тори нашла в себе силы пройти на кухню и сделать себе чай.
Вернувшаяся вечером Мэл сияла от счастья, показывая Тори горшок с белой орхидеей:
- Ты представляешь??
- Мэл, успокойся. Ну подарил и подарил.
- Ну ты видишь? Это не букет! Это живой цветок!
- Мэл, отвали от меня пожалуйстааааа.
- Как он догадался??
- МЭЛ!
Счастье Мэл находило отклик в сердце Тори, которая, однако, за 10 минут этих восторгов уже раз двадцать захотела выкинуть это растение в окно.
- Тори?
- М?
- А ты знаешь, Кастиэль тоже заболел..
- Что?? – воскликнула Тори, но сиплый вскрик не позволил Мэл различить беспокойства в голосе сестры.
- Да, представь себе. Видимо, тоже решил прогуляться под дождем.
- Ха-ха, наверное.
Да, решил прогуляться. За ней. Под дождь и холодный ветер.
- Тори!
- Пусти!
- Да что с тобой!
Тори тряхнула головой и сразу пожалела об этом – резкие движения отдавались в голове жужжащим шумом. Кастиэль – последний, о ком она хочет думать. Он полез туда, куда путь был заказан. Сам виноват. Хотя голосок внутри нашептывал, что она виновата во всем не меньше него, может быть даже больше. А вдруг он другой?
Но Тори не позволяла себе об этом думать. Где сомнение – там нет решительности. А Тори прекрасно понимала, что без нее она растает от одного взгляда серых глаз за пол минуты.