Ты следишь за ее жизнью в онлайне. Может быть, тебе даже что-то известно. Как только у тебя будут все факты, ты сможешь решить для себя: виновна она или нет. Если ты придешь к умозаключению, что это сделала она, ты начнешь задаваться вопросом, сойдет ли ей это с рук.
Если же ты посчитаешь, что она невиновна, ты начнешь гадать, что же она вообще делала в лесу так поздно.
1
Элли
– ЭЛЛИ, ЭТО ПО ПОВОДУ МАРКА.
Я едва узнаю ее голос. Это уже не первый раз, когда она звонит мне в два часа ночи – она ведет ночной образ жизни, пока мы все пускаем слюни на подушку. Это уже не первый раз, когда она звонит, и ее голос звучит испуганно. Это не первый раз, когда она начинает со слов «Элли, это по поводу Марка». Их разборки становятся все более напряженными, а перерывы между ссорами становятся короче. Она никогда раньше не звонила – всегда ограничивалась сообщением. Однако в последнее время ей нужно слышать мой голос. Или же ей нужно, чтобы я услышала ее.
– Что он натворил на этот раз? – Я подскакиваю на кровати, убирая от лица липкие от пота волосы. – Ты где?
– Он упал.
– Что? Где упал?
– В лесу, Элли.
– На что упал? Он в порядке?
Надеюсь, он ничего не сломал. Марку-Акуле нужны все части его тела в целости и сохранности для блистательной карьеры пловца. Даже несмотря на то, что с карьерой у него в последнее время не особо ладилось. «Ты сломала мне жизнь», – сказал он Табби на последней вечеринке. Табби сказала, что такого не было, когда я после решила расспросить ее об этом.
Табби никогда не обманывала меня до того, как появился Марк. Даже несмотря на то, что я не платила ей той же монетой.
– Все серьезно, Элли. – Ее голос срывается. – Он не в порядке. Он…
Я все понимаю по ее тяжелому молчанию еще до того, как она заканчивает предложение. Я уже знаю, что она скажет.
– Он мертв.
И далее в течение нескольких ужасных секунд, или, может, даже дольше, я испытываю облегчение.
2
Бриджит
ОНА ГОВОРИТ, ЧТО ДОМА БУДЕТ ПОЗДНО, но, может, мы успеем посмотреть что-нибудь по Netflix после. «Что захочешь», – говорит она, что большая редкость, потому что обычно мы с ней спорим о том, что будем смотреть дольше, чем идет сам фильм.
Она сидит за своим столом и рассматривает карту, которую я ей нарисовала, прежде чем уйти. Я бы узнала эту карту где угодно. На ней изображен Раскол – высокий и опасный.
– Не могу поверить, что он ведет тебя туда, – говорю я. – На восхождение уйдут часы. Местность холмистая, знаешь ли, и забраться на вершину очень трудно. В такую жару это будет жестко.
– Вот поэтому я и готовлюсь, – говорит она. – Я возьму с собой твою карту, как послушная маленькая герлскаут. В таком случае, если что-то случится, я не заблужусь.
– Ла-а-адно. – Я растягиваю слово, как прилипшую к зубам ириску.
– Чего ты так боишься? – Табби разворачивается ко мне. – Что лес меня проглотит? Я старшая сестра. Это я должна переживать и беспокоиться.
Я провожу примерные расчеты в уме. Даже если у них получится идти со скоростью около пяти километров в час, они не доберутся до Раскола раньше начала восьмого. Мне становится немного легче от того, что я знаю, где она будет и когда мне ждать ее возвращения домой.
– Я буду писать тебе, чтобы ты знала, что все в порядке, но глубоко в лесу связи нет, – говорит она. – По крайней мере, я готова поспорить, что ее нет. Только не переживай за меня, ладно?
Позже я наблюдаю за тем, как она запрыгивает в машину Марка с корзиной для пикника на сгибе локтя. На ней мои кроссовки – розовые «найки». Не могу объяснить этого, но я чувствую тревогу, как только она уезжает. Кажется, во мне растет уверенность в том, что ее больше никогда не увижу.
Она не возвращается домой вовремя, чтобы посмотреть фильм, и она не пишет мне, чтобы дать знать, где она. Мама и папа начинают беспокоиться около одиннадцати, когда от нее уже давно ничего не слышно. Они ничего не понимают. Им следовало бы начать беспокоиться еще до того, как она уехала.
«Она мертва», – кричит мой разум. Я представляю большие руки Марка, его нахальную усмешку. Нам придется ехать на опознание ее тела.
«Тебе нельзя больше выходить на улицу, – тычет папа в меня пальцем. – Я хочу, чтобы ты все время находилась у меня под присмотром».
Я даже забыла, что я выходила на улицу. Я была на пробежке, телефон держала в руке. Пальцы сжимали его так крепко, будто он при необходимости мог бы стать оружием, которое могло бы расколоть кому-нибудь череп. Но это было много часов назад. Я забыла принять душ. Все прошло, как в тумане.