– Но ведь пока не найдено тело…
– Вот! – подняла палец мисс Агата. – Вот в этом-то все и дело. Леди и джентльмены, давайте условимся: я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Или не отвечаете. Мистер Карак… Караз… – она посмотрела на меня.
– Карамазов, – подсказал я. По всем документам я сейчас был Карамазов, и папа у меня был Карамазов, и мама Карамазова, и никого это не удивляло. Какая еще у русского может быть фамилия?
– Мистер Карамазов, где вы находились двадцать седьмого апреля в восемь часов вечера? – спрашивая это, она смотрела не на меня, а на какой-то листок с записями.
– По-моему… – я посмотрел на Атсона. – Мы ужинали. Разве не так?
– Да, мы ужинали, – подтвердил Атсон. – А лягу… в смысле, вот этого парня, – он показал на дю Трамбле, – там не было.
– Разумеется, – сказала мисс Агата. – Его там и не могло быть. Мистер Карамазов, а в вашей каюте в это время кто-нибудь оставался?
– А кто мог оставаться в моей каюте? – изумился я.
– Ну… горничная, – неуверенно высказала догадку мисс Агата.
– А что, кто-то видел, как она выходила?
– В том-то и дело, что нет. Это и настораживает больше всего. Ведь в это время никто не видел и мадам Луизы… Фрау Дитрих, что вы скажете на это?
– Я не обязана следить за нравственностью обслуживающего персонала, – поджала губки Марлен. – Это дело старшего стюарда.
– Да, не обязана, – склочным голосом подтвердил фон Штернберг.
– Где вы хранили конверт, мистер Карамазов? – продолжала мисс Агата.
– Носил с собой, – сказал я.
На самом деле я его, конечно, с собой не носил. Конверт лежал там же, где и мой груз, и никто не в силах был отыскать его. Хотя… меня вдруг взяли сомнения. На всякий замок находится ключ, и если подменили завещание, то и груз тогда… Да нет, не может быть. Я бы почувствовал.
– Помните ли вы своих родителей, мистер Карамазов?
– Что? – я не сразу среагировал на такой поворот. – Разумеется, помню.
– А вы, мистер Атсон?
– Увы, леди, я типичная приютская крыса, – Атсон громко вздохнул и взял еще пива. – Мы у себя в Америке не покупаем себе шикарные родословные.
– Да, в Америке это не требуется, – согласилась мисс Кристи. – А вот в Европе без этого не сделаешь и шага. Особенно на континенте. Не так ли, фрау Дитрих?
– Не имею представления, – фыркнула Марлен. – Я никогда не скрывала своего мещанского происхождения.
– Но кое-что могли скрывать и от вас, – мисс Агата наклонила голову. – Продолжим наш интересный разговор. Месье дю Трамбле, сколько лет вы состояли в браке с мадам Луизой?
Раздался странный звук. Все посмотрели на француза.
– Как бы сказать… Это наше свадебное путешествие… – он зарделся.
– Formidable! – произнес кто-то.
– Как я понимаю, титул ваш, – сказала мисс Агата. – А состояние…
– Кстати! – прогудел Атсон. – А велико ли наследство?
– Достаточно. Велико, – раздельно и веско произнес Огилви. – Чтобы. Негодяю. Пойти. На все.
– Это интересно… – сказал Атсон и задумался.
Мисс Агата между тем отвлеклась от нас и начала донимать примерно такими же вопросами остальную дюжину подозреваемых: высокого китайца в европейском платье и с тонким интеллигентным лицом, братьев-итальянцев, бравого французского генерала, дирижера из Вены, молодую польскую графиню (где были мои глаза?!), одноглазого немецкого летчика по имени Эрнст, аса великой войны, пожилую английскую чету (путешествовавшую в соседней с дю Трамбле каюте), стюардов, бармена, поваренка…
Мы с Атсоном отошли в угол, поближе к пиву.
– Сознайтесь, Ник, – сказал он мне, – это вы пришили бабку. Это же ваш национальный обычай.
– Билл, – сказал я, – неужели вы хотите меня обидеть?
– Так я же не в осуждение! – Он даже, кажется, слегка растерялся. – Просто, когда мы с ребятами лежали на матрацах, один наш колледж-бой читал вслух русскую книжку. Про вашего колледж-боя. Как он ловко управился с одной старой стервой. Но вот – не знают жизни ваши писатели. Где же это видано, чтобы бабушка давала «капусту» в рост, а в прихожей у нее не дежурила пара хороших ребят с машинками?
– Вы совершенно правы, Билл. Эти писатели никогда ничего не знают.
– Так это все-таки вы? – он погрозил мне пальцем.
– Я предпочитаю дам помоложе.
Он почему-то захохотал. Пиво тут же попало ему не в то горло.
– А все-таки, – продолжал Атсон, отфыркавшись, – возьмите-ка все на себя, Ник. Присяжные вас оправдают, а если нет, мы выцарапаем вас из любой тюрьмы. Гонорар можете назвать сами. Уж очень мне не хочется светиться у нью-йоркских копов.
– И сколько же дают нынче за незаконный забой скота? – спросил я.
– Столько, сколько сможешь унести, – помрачнел он. – До некрасивого деревянного стула включительно.
Я присвистнул:
– И это вам всерьез угрожает?
Он кивнул:
– Да. Им нужен только повод.
– Знаете что, Билл… Как говорят в России, у вас своя свадьба, у нас своя…
– Вы, похоже, веселый народ. У нас то же самое говорят о похоронах.
– Так вот. Ваш вариант для меня не подходит: время. Я не имею права терять ни дня. Но если уж очень подопрет, то держитесь поближе ко мне. Я выведу вас с парохода незаметно.
– Да? – он посмотрел недоверчиво. – Не ходили ли вы в учениках у Гудини?
– Нет, – сказал я. – У нас были общие учителя, и я учился классом старше.
– Я сразу понял, что вы не простой парень, Ник, – сказал он. – Но что же наш хич-хайкер?
– Кто? – переспросил я.
– Парень, который упал с неба. Почему его здесь нет?
– Об этом мы спросим мисс Агату.
– Интересно, для чего этой болонке понадобились наши родители?
– Вы же сирота.
– Ник! – он жарко зашептал мне на ухо. – Я ей соврал. Да только я скорее сдамся копам, чем мой папаша узнает, что я вляпался в такой скандал!..
– Кто же он? Рокфеллер?
– Если бы Рокфеллер… Папаша мой – квакерский церковный староста, и у него самый большой кулак между Миссисипи и Миссури.
– Сочувствую вам, Билл. А вот меня в детстве ни разу не наказывали.
– Врете вы, Ник, – сказал он и отвернулся. – А зачем врете…
– Мистер Карамазов! – голос Агаты ввинтился в ухо, как мелкий буравчик. – Подойдите ко мне, пожалуйста.
Я подчинился.
– Вы жили в тысяча девятьсот седьмом году в Париже?
Я-то жил, а вот жил ли Карамазов…
– Да, – ответил я на всякий случай.
– На улице Мари-Роз?
– Нет, – сказал я. – На бульваре Сен-Жермен.
– Но на улице Мари-Роз вы все-таки бывали?
– Не помню, – честно сказал я. – Может, и бывал. Столько лет прошло.
– Вот именно, – многозначительно сказала Агата, поднимая палец.
– Значит, мы ищем человека с улицы Мари-Роз?
– Допустим. Что вы о нем знаете?
– Ну… Недавно, например, я видел его в гробу.
– В чьем?
– Трудно сказать.
– Понятно… Скажите, мистер Карамазов, не просыпаетесь ли вы по ночам?
– Только если меня долго и тщательно будить.
– Ваша каюта по левому борту?
– Да, коль скоро у нее нечетный номер.
– Номер можно было и поменять… – сказала Агата раздумчиво. – Спасибо, мистер Карамазов, вы нам очень помогли. Профессор, теперь у меня вопрос к вам: вы курите?
– Да, – чуть удивленно отозвался Петр Демьянович.
– Русские сигареты с длинным мундштуком?..
Петр Демьянович принялся рассказывать про свои табачные пристрастия, а я тем временем перенес внимание на китайца. Он страшно нервничал, что никак не вязалось с пресловутой восточной невозмутимостью. Даже воздух, казалось, вздрагивал, касаясь его лица.
– Ник, вы так пристально уставились на этого чарли, будто он ваш давно потерянный брат-близнец, – сказал негромко Атсон.
– А вдруг так оно и есть? – сказал я. – Вот вы бы удивились, если бы выяснилось, что он – ваш брат?
– Я-то? – он хмыкнул и задумался. – Нет, нипочем. Потому что у моего папаши не только кулак самый большой между Миссисипи и Миссури…
Но тут настала его очередь идти к доске.