Позже она сама рассказала нам обо всем этом в “Воспоминаниях” и во “Второй книге” – в своей ставшей постепенно знаменитой на весь мир, припоминающей, объясняющей и многое предвидящей прозе.
Казалось бы, чего больше? Читайте книги Надежды Яковлевны, перечитывайте сохраненные и прославленные ею стихи и прозу самого Мандельштама.
29 октября 1999 года, накануне столетней годовщины со дня рождения Надежды Яковлевны Мандельштам, на вечере, устроенном в память о ней в Москве в Литературном музее, выступая перед небольшой аудиторией ее друзей и читателей ее книг, Варвара Викторовна Шкловская говорила, что после смерти О. Э. у Н. Я. раскрылись мужской ум и мужской характер. Ее муж, поэт Николай Васильевич Панченко, – многолетний и верный друг и защитник Н. Я.[207], говорил тогда: да, издадут со временем многотомные собра ния сочинений Н. Я. Мандельштам, но и для ее памяти, и для нас самих важнее всего, чтобы они не заслонили двух ее главных книг. Написав их в середине 1960-х годов и издав их за границей в начале 1970-х, вдова поэта Мандельштама рискнула своей свободой и даже жизнью, и важно, чтобы все добавления не заслонили сохраненного и донесенного до читателей творчества самого Мандельштама, того гуманизма, которым оно пронизано, того понимания сути нашей истории и смысла нашей жизни, к чему обязывают и призывают нас и его, и ее произведения…
Но мы, видимо, так устроены, что этого нам мало. Мы хотим узнать и знать больше, хотим попасть за кулисы…
Что ж, попробуем узнать побольше.
В семействе Шкловских сохранились письма, посланные Надеждой Яковлевной из разных городов и весей, куда кидала ее жизнь после смерти Осипа Эмильевича.
Это была тяжелая жизнь на периферии страны в 1960– 1970-е годы советского строительства коммунизма, жизнь нередко без еды, без воды, без света.
Надежда Яковлевна переезжала из одного города, где ей находилась работа в пединституте на кафедре иностранных языков, в другой такой же город. Сначала Ульяновск, потом Чита, холодная и снежная, а затем – Чебоксары с их непролазной грязью и запретом открывать форточку! Возвращаясь из очередного города, каждый раз Н. Я. выстаивала по несколько дней в министерстве за направлением в очередной пединститут.
Тихие и неулыбчивые студенты требовали подходящих оценок и иногда даже угрожали своей преподавательнице. Каждый семестр выжимал ее, как лимон, усталость – лейтмотив ее писем, но приходилось держаться, потому что за преподавание платят, и тогда можно купить туфли, а может быть, даже подумать о пальто. И только из Пскова, где она проработала в пединституте еще два долгих года, чтобы немного увеличить пенсию, Н. Я. ушла в 1964 году на пенсию.
Какой же должна быть сила и стойкость этой женщины, если она еще берется за филологическую диссертацию и успешно защищает ее в Ленинграде 2 июня 1956 года. Нескончаемые хлопоты, связанные с диссертацией и ее защитой, отразились и в письмах Н. Я. к семейству Шкловских, написанных весной 1956 года.
Самим Шкловским, как видно из писем, было очень трудно – все были бедные и раздетые, на всю семью были одни рейтузы. Всегда не хватало платка и теплых штанов. И они постоянно помогали ей. А она присылала, по возможности, деньги, авиапереводами, которые шли дольше почтовых и всегда волновали возможностью не прийти совсем. И в ответ просила только ласки и дружбы.
О Василисе Георгиевне Шкловской-Корди Надежда Яковлевна не раз упоминает с нежностью в своих книгах – в этом доме их с Осипом Эмильевичем, а потом и ее одну, всегда привечали, любили, делились последним. Надежду Яковлевну восхищала не только доброта Василисы Георгиевны, но ее светлый ум и мужество.
Примечательно, что лишь однажды за весь период публикуемой здесь переписки мы узнаем, чéм была занята сама Надежда Яковлевна. В апреле 1963 года Н. Я. настоятельно просит из Пскова: “пришлите мне… хоть немного бумаги и копирки. И запасите на Тарусу побольше бумаги и копирки. Умоляю…”
И эта просьба с очевидностью означает, что всё это время Н. Я. пишет свою книгу.
Надежда Яковлевна, за редчайшими исключениями, не хранила ничьих писем и бумаг, кроме тех, что относились к творческому наследию и биографии О. Э.
Сам же О. Э., как мы знаем, к хранению рукописей своих произведений относился беззаботно, и не только в силу своего характера, но и вследствие обстоятельств кочевой жизни – бездомности и безбытности, преследовавших его практически всю сознательную жизнь. К тому же в условиях войн и революций что-либо сохранить было чрезвычайно трудно. Практически нужно было выбирать: или ты что-то создаешь, или хранишь. И где-то с конца 1920-х годов О. Э. и Н. Я. разделили эти обязанности. Хранительницей стала Н. Я., но это вовсе не значит, что задача сохранить упростилась и облегчилась.
207
Удостоенный наград писатель-фронтовик, написавший пронзительную “Балладу о расстрелянном сердце” и мудро-саркастическое, полюбившееся Н. Я. стихотворение “Солдаты Петра”, один из составителей знаменитых “Тарусских страниц”, за что он едва не поплатился партбилетом (что было совсем не шуткой для советского писателя в начале 1960-х гг.).