Н. Я. рассказала в своих воспоминаниях о дружбе с семейством Шкловских-Корди, в самые трудные и опасные времена прятавшим в своей квартире или у своих родных нелегальную парочку – Осипа и Надежду Мандельштамов.
Эпистолярным памятником этой дружбы являются сохраненные в семействе Шкловских-Корди[208] письма Н. Я. 1940–1960-х годов. Их первая часть была уже опубликована[209], здесь же представлена заключительная часть – письма Н. Я. Мандельштам 1955–1964 годов.
Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди <11 сентября 1955 г., Чебоксары>
Варюша!
Сегодня первое воскресенье, и я пользуюсь случаем, чтобы написать несколько слов.
С квартирами здесь полная катастрофа, а из-за этого я могу вернуться.
Сняла я комнату у сумасшедшей старухи – Вассы. 200 р. Каждое слово слышно. Проход через нее, и 3 километра до института по мосткам – (это вместо тротуаров). Но старуха уже гонит меня (за папиросы). Форточки нет. Воды нет. Постирать нельзя. Вымыться за 5 верст.
В институте сносно. Тоска дикая. “Жизнь эта дана нам для приготовления к будущей вечности” (разговор из соседней комнаты).
Если я останусь, надо будет послать мне ящик с керосинкой.
Ну вот о себе. Позвоните Жене и Эмме (старшей) – прочтите письмо мое.
Эммочка[210], напишите и телеграфируйте про экзамены.
Дайте Жене, Лене, Эмме старшей – адрес: Пединститут, кафедра английского языка (или факультет иностранных языков).
Где Люся? Уже в городе?
Варюша, мне очень скучно.
Ну, целую. Надя.
Вероятно, я удеру – из-за квартирных условий.
Здесь больно легко задохнуться – в комнатах без форточек.
Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди 16 сентября <1955 г., Чебоксары>
Варюшенька! Спасибо за телеграмму. Но приглашение в Воронеж опоздало. Я уже проведена в штат в Чебоксарах. Так примитивно удирать нельзя.
Люсик и Талечка… Подружки – я возвращаюсь в ноябре на целый месяц – студенты будут на практике. На этот раз я оставила у вас две папки и стихи (первый экземпляр у Суркова). Папки пусть возьмет Женя или Соня, если они вам мешают.
Город весь в оврагах, горах и глине. Грязь осенью страшная. Вдоль улиц в центре деревянные лестницы. – Тротуары. Дикая старина. Я еще по такому не ходила. Много плохих яблок. Обедаю в столовой “Дома Советов”. Институт очень серьезный – и пока приятный. Студенты тихие и не улыбаются.
Первые дни – мучение с комнатой. Но сейчас устроилось. Плачу груду денег. Работы у меня очень много, но зато учебный год короткий – только четвертый курс. (20 учебных недель.)
Пишите мне утешительные письма. Варюшку я, можно сказать, почти не видела этим летом.
Тане – она может ко мне приехать отдохнуть. Я буду ей очень рада.
Легче после начала октября, когда уедут хозяева и я останусь в квартире с такими же съемщиками, как сама.
Тане сердечный привет.
Целую вас крепко.
Ефиму привет.
Со мной живет мальчик типа Андрея. Даже похож и мил.
Никитку вспоминаю с нежностью. Ваша старая Надя.
Что делать? – мне необходим ящик, который я бросила у вас – там керосинка. Способны прислать посылкой? Будьте милостивы.
Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 24 сент<ября 1955 г., Чебоксары>
Люсик! Получили ли вы мое письмо?
Вероятно, да, т. к. двинулась посылка.
Спасибо, Люсик, за всё, а в частности за Эмму. Девочка – молодец. Как она жила у Вас без меня? Она написала мне про экзамен и про роман с Никиткой. Я по нем скучаю.
Пессимизм мой вполне вернулся, но я что-то тоскую. Не можете ли вы позвонить другой Эмме (Григорьевне Герштейн) – В 14339 – чтоб она мне написала. Она знает про Леву, а я тоскую как зверь.
Какую вам диссертацию принесли, да еще под расписку? От Жирмунского? Мою? Он знает, что я у Вас всегда. Или из Инст<итута> языкозн<ания>? Откуда они догадались послать к вам? А может, не мою?
Как здоровье? Напишите о себе. Пришла осень – и это трудно. И еще что-то трудно, но я не знаю что. Впрочем, всё.
А Талечка, родная моя, как она? Как вы, Талечка? Когда приедет Вася? Неужели без Андрея? А. И. – умный мужик, конечно.
А еще кланяюсь Варюшке и Ефиму. Из-за Эммы я почти не видела в этом году Варюшку. Но зато полюбила Никитку. Эмма дикая девочка, но очень хорошая. А я тоскую.
Здесь деревянные тротуары и лестницы. Самый фантастический город-деревня на свете. Грязь доисторическая. Мою хозяйку и ровесницу дворник носил на руках в школу – пройти нельзя было. Сейчас кое-где есть мостовые, а горы из скользкой глины всюду. Таких оврагов я нигде не видела, а в детстве я хотела знать, что такое овраг. Чувашки очень серьезные, без улыбки, как армянки.
208
Относительно фамилии Шкловский-Корди Варвара Викторовна Шкловская пояснила: “Будущий писатель Виктор Шкловский и будущая театральная художница Василиса Корди сошлись, когда ему было 16, а ей 19 лет. Расписались они в Питере в 1920-х годах, когда правилом была одинаковость фамилии у брачующихся. Что ж, они объединили две фамилии в одну. Но если отец потом не выдержал и стал подписываться опять Шкловский, то жена, дочь и даже внук остались Шкловскими-Корди”.
209
Из писем Н. Я. Мандельштам к В. Г. Шкловской-Корди <1952–1954 гг.> / Публ. О. С. и М. В. Фигурновых. Коммент. В. В. Шкловской-Корди //