Что Колина дочка не больна, я почему-то уверена. По рассказам и по всему. Это девчонский кризис плюс мать, плюс провинциальное кривляние… Вот возраст, когда нужно содержание и “ценности”… Добро – зло, истина, искусство… У Никитки уже сейчас что-то есть – бабушка с ним разговаривала и Коля рядом.
Вчера ко мне приходил мальчишка 14 лет – племянник Амусина. Он и раньше заходил, и ничего… А вчера я испугалась. Прирожденный скепсис, современный скепсис, воспитание по мелочам (“не съедай в гостях всех орехов”). Меня просто стошнило… Я вспомнила Марину – о Пушкине. Девочкой она начала жалеть Пушкина на картинке… Это, наверное, надо… (Только Алю-то она какую вырастила!) Я всё хожу по институту и думаю, кто поймет про Б<родского>… Из преподавателей и студентов… Ой, господи!
Мне пришлось уже сказать, что я уезжаю. Здесь тоже запрашивали насчет площади и меня вызывали в милицию. А я была без паспорта и прописки… Объяснила в институте, они позвонили в милицию и сказали, что я у них кандидат. Приняли меня там хорошо. Наверное, дали ответ…
А в институте узнали, что стоит вопрос о моей прописке в Москве. Но я всё равно бы не осталась. Устала и психически, и физически… Талечка, я лучше к вам за спину спрячусь…
Маймин в вас всех влюбился и еще очень бурно. Он прибежал ко мне сияя… В Василису, в Никитку, в Колю, в Варю… Вы его заворожили. А про Андрея ничего не мог рассказать. Андрей вроде молчал.
Какой он? Напишите… Большой? Мне очень интересно… Талечка, как он? Наладился?
Целую. Надя.
А может, хорошо, что Колина девочка видела больных и не захочет больше прятаться в болезнь? Или лучше ее скорее убрать?
Коля! Ради бога, отвезите Нике книгу и рукопись…
Люсенька, очень целую вас. Зря вы губите мужские сердца… Маймин хочет бросить всё и к вам в зятья.
Александр Рассадин
Надежда Яковлевна Мандельштам в Ульяновске[257]
Десятилетиями эта женщина находилась в бегах, петляя по захолустным городишкам Великой империи, устраиваясь на новом месте лишь для того, чтобы сняться при первом же сигнале опасности. Статус несуществующей личности постепенно стал ее второй натурой.
Несмотря на сохранившуюся переписку, мемуарные свидетельства современников, на ее собственные и давно ставшие классическими “Воспоминания”, биография Надежды Яковлевны Мандельштам в значительной степени фрагментирована. Люди провинции, о которых она так ярко рассказывает в своих воспоминаниях, открыто называя их фамилии или по каким-то причинам умалчивая их, становятся под ее пером типичными представителями “большого стиля” сталинской эпохи: партийцами, стукачами, космополитами, вредителями и т. п. В особенности это касается преподавателей тех провинциальных вузов, где работала Н. Я.
Не будем спешить с окончательными оценками и исчерпывающим анализом. “Провинциальная” страница жизни Мандельштам должна быть выделена в отдельную тему и “прочитана” со временем как единое целое.
Почти пять лет – с 1949 по 1953 год – Надежда Яковлевна прожила и проработала в Ульяновске.
Наибольшее количество материалов, связанных преимущественно с ее педагогической деятельностью, хранится в фонде Р-73 Ульяновского государственного педагогического института имени И. Н. Ульянова Государственного архива Ульяновской области (ГАУО). Это протоколы заседаний ученого совета института, отче ты о работе факультета и кафедр, планы и отчеты по научной работе, о научных командировках и т. д. В официальных бумагах иногда попадаются документы, написанные самой Н. Я., например, программа по истории английского языка[258].
Второй информационный источник – ведомственный архив Ульяновского государственного педагогического университета имени И. Н. Ульянова (далее АУлГПУ), где хранятся личные дела преподавателей, к сожалению, не всех.
Разумеется, самым ценным документом архива является личное дело Н. Я. Мандельштам на 19 листах[259]. Из него мы узнаем, что в конце 1948 года – в конце ноября или в самом начале декабря – Н. Я. отправила из Ташкента на имя директора Ульяновского педагогического института А. А. Бурова заявление следующего содержания: “Я хотела бы переехать в Ульяновск, чтобы преподавать английский язык на инфаке вашего института. Сейчас состою старш<им> препод<авателем> Сагу (англ<ийский> язык). Надеюсь, что в случае вашего согласия смогу освободиться после первого семестра, т. к. ташкентский климат для меня – северянки – губителен. В случае вашего согласия предоставить работу на инфаке, я немедленно подам заявление об увольнении и постараюсь выехать в середине января в Ульяновск. Условия переезда: предоставление полной нагрузки на инфаке по языку и по спец. дисциплинам (особенно желательны теор<етические> дисц<иплины> – история языка, теор<ия> грамм<атики> и др.); предоставление комнаты, по возможности рядом с институтом, а также подъемные, т. к. из зарплаты переезда не осуществить. Стаж педагогической работы – 10 лет; в Сагу – 5 лет. Кандидатские экзамены (англ<ийская> филология) сданы. Н. Мандельштам”.
257
С благодарностью отмечаю, что работа эта не была бы начата без инициации со стороны С. В. Василенко. Благодарю М. Э. Дмитриеву-Айнгорн, П. Нерлера и Г. Г. Суперфина за сообщенные ими сведения.
258
Государственный архив Ульяновской области, Ульяновск (ГАУО). Ф. Р – 73. Оп. 1. Д. 77. Л. 70–70 об
259
АУлГПУ. Оп. 309. Личное дело Н. Я. Мандельштам (начато 12 февраля 1949 г., окончено 19 августа 1953 г.).