А потом он подхватил ее на руки и понес в комнату, и они вместе рухнули в разобранную и еще теплую кровать, а солнце, смеясь, затопило комнату и позолотило кожу Катерины, отразилось в изумрудных глазах, изумленно распахнутых и счастливых, бесстыжих и святых…
Ни он, ни она не заметили того мгновения, когда их тела стали едины. Это было слишком естественно для них — любить друг друга, и потому они просто сделали то, что и следовало сделать уже давно: стали едины…
Прерывистое дыхание женщины становилось все громче. Иногда сквозь бессвязные шепоты прорывался блаженный стон, и тогда Сергею хотелось умереть от счастья, улететь прямо в бирюзовое марьинское небо и раствориться в солнечном золоте.
Раскаленный шелк простыни был грубее дерюги, ибо под пальцами мужчины переливался атлас кожи женщины, и он зарывался лицом в разметавшуюся по подушке бурю ее волос.
А потом комната взорвалась и стала Бесконечностью, и солнце разбрызгалось миллионами сверхновых звезд, а среди шепотов и криков Вечности родились всхлипывающие и смеющиеся, нежные и смелые слова:
Я так люблю тебя, я не могу без тебя дышать, не отпускай меня никогда!
Всему на свете суждено закончиться, со временем станут песком города, пылью — золото, памятью — песни, но ты все-таки не отпускай меня никогда, слышишь?
Я буду там, где не останется ничего, кроме последнего рубежа, там, где небо потеряет отличие от земли, где в шуршании ветра будет шепот Вечности. Я буду там. Я возьму тебя за руку и поведу в небеса — потому что я люблю тебя.
Они лежали, обнявшись, обессиленные и счастливые, и не было сил даже на то, чтобы пойти попить водички и сказать хоть слово. Куприянов лениво перебирал кольца волос Катерины, рассыпавшиеся у него по груди, а Катерина осторожно трогала губами его плечо, ужасаясь и восхищаясь тому, что она наделала.
Она лежит голая, в одной постели с мужчиной, который ей совершенно не подходит. У их романа нет продолжения — и все-таки ей так хорошо, как не было хорошо никогда и ни с кем, и почему-то где-то внутри живет ощущение, что все будет хорошо, и они будут вместе всегда, каждую минуту…
Телефон разорвал ленивую полуденную тишину противной трелью. Куприянов вздрогнул и сел, нашаривая проклятый аппарат под кроватью. Катерина вздохнула и перевернулась на другой бок. Она не может этому помещать, но уж смотреть на это она не обязана!
Голос Марины вибрировал в трубке, слышимость была просто отличная.
— Купер, это хамство! Ты же обещал Анюте, что выходные проведешь с ней вместе? Она не спала всю ночь, ждала тебя, я утром позвонила в аэропорт, и мне сказали, что самолет приземлился в семь! А сейчас половина второго! Где ты шляешься?
Куприянов откашлялся и сказал противным интеллигентным голосом:
— Марин, я не понимаю, что за истерика? Я прилетел, устал, как собака, я почти всю неделю не спал. Вполне естественно, что я заехал к себе на квартиру, принял душ…
— Мы сейчас приедем за тобой.
— Марин, я хочу отдохнуть в тишине, потом я приеду…
Катерина испустила душераздирающий вздох. В тридцать четыре года пора бы научиться смотреть на вещи реалистично. Не бывает никаких «навсегда». Юные любовники месяцами не вылезают из постелей только в сочинениях Сандры Мэй. Жизнь, как известно, жестче, да и любовники они с Куприяновым далеко не юные.
Катерина сползла с кровати и пошла одеваться. Сзади заерзал Куприянов, пытающийся удержать ее и не дать Марине понять, что он не один. Катерина и ухом не повела. Закрылась в ванной и молча, с остервенением стала одеваться. Джинсы мокрые, будь оно все неладно…
Когда она вышла, Куприянов сидел на кухне и мрачно смотрел в окно. На нем были старые джинсы, и выглядел он в них потрясающе. Катерина кашлянула. Сергей обернулся и посмотрел на нее глазами побитой собаки.
— Кать, подожди… Я понимаю, что ты злишься, но ты хотя бы выслушай…
— Я не злюсь. Я просто реально смотрю на вещи. Все нормально, Сереж. В конце концов, мы оба получили, чего хотели. Даже странно, что хватило времени.
— Кать… Я действительно обещал Аньке, что мы проведем выходные за городом. Давно обещал, еще до тебя. Я ее брат. А Марина — ее мать. Я не могу просто игнорировать их.
Катерина набрала воздуха в грудь.
— Ты — брат Анюты, верно подмечено. Ты не ее отец. И ты не муж Марины. Ты не сделал ничего такого, за что мог бы чувствовать себя виноватым. Наоборот, ты поступил так, как взрослые мальчики поступают крайне редко. Крайне! И я уважаю тебя за это, Сережа.