Жестокие преступления этих местных полицейских подробно и наглядно отражены на страницах настоящей книги. Разнообразные использованные источники — немецкие рапорты и доклады, протоколы послевоенных судебных процессов, показания многочисленных свидетелей — евреев и не-евреев — не оставляют сомнений в том, что касается общей картины. Многие свидетели утверждают, что полицейские коллаборационисты обращались с евреями более жестоко, чем немцы[1008], а также бессердечно расправлялись с женщинами и детьми.
Однако это сборище палачей было далеко не однородным. Некоторых индивидуумов можно охарактеризовать как «заядлых убийц». Они добровольно исполняли «карательные» обязанности ради возбуждения и сознания собственной власти, которые это им давало. Эти люди презирали человеческую жизнь. Другую значительную группу коллаборационистов составляли начальники местных унтер-офицеров, отдававшие приказы от имени немцев. Не все они отличались чрезмерной жестокостью, но, командуя нижестоящими, готовы были убивать ради наград и продвижения по службе. Именно такие преступники были, скорее всего, склонны связать свою судьбу с немцами и впоследствии бежать с ними на Запад, понимая, что в случае прихода Красной армии рассчитывать на пощаду им не придется. Роль остальных добровольцев источники характеризуют менее определенно, поскольку многие из них по вполне понятным причинам на допросах утверждали, будто всего лишь подчинялись приказам.
С лета 1942 г., когда усилилась партизанская война, немцы стали все чаще прибегать к принудительному набору молодых людей в местную полицию, опасаясь, что в противном случае те могут примкнуть к партизанам. Такие новобранцы особого рвения не проявляли и особым доверием немцев не пользовались. Некоторые новобранцы активно участвовали в уничтожении семей партизан — порой из мести за убитых родственников и друзей. Другие, напротив, неохотно выполняли свои обязанности и при первой возможности бежали к партизанам. Многие рекруты не ушли с отступавшими немцами и по иронии судьбы именно они подверглись жестоким наказаниям, которые советские власти предназначали всякому «пособнику».
Значение антисемитских настроений среди активных полицейских и местных жителей оценить нелегко. Судя по имеющимся источникам, антисемитизм был всего лишь одним из множества мотивов, определивших их поведение. Другими мотивами представляются жадность, алкоголизм, антикоммунизм, карьеризм и влияние среды. И немецкая и местная антисемитская пропаганда не без успеха связывала евреев с мнимым «иудейско-большевистским» заговором, что, несомненно, находило отклик среди тех, кто пострадал от советских репрессий. Непродолжительная советская оккупация обострила в бывших польских землях этнические противоречия, а быстрые политические и экономические изменения и особенно массовые советские депортации ослабили социальные связи. Многих поляков особенно возмущало, что некоторые евреи заняли их должности в местной администрации и даже в полиции. Они предпочитали не замечать, что советские репрессии затронули еврейский бизнес, еврейские организации и еврейских беженцев не менее жестоко, чем их самих.
Сомнительно, однако, что соучастники нацистских злодеяний руководствовались только мотивами расовой ненависти. Аналогичная кровожадность и равнодушие к человеческой жизни местные полицейские проявляли и по отношению к другим жертвам, которые вовсе не были евреями. Цыган, военнопленных, членов семей партизан и даже русских («восточников»), т. е. всех, кого немцы считали «враждебными элементами», постигла такая же участь.
Дискриминация евреев всегда была характерной чертой русской истории. В конце XIX и в начале XX века она привела к чудовищным вспышкам насилия. В период гражданской войны в России свыше 100.000 евреев были убиты в погромах, учиненных главным образом поляками, украинцами и русскими белогвардейцами[1009]. В критических обстоятельствах евреи научились прятать свои ценные вещи, уходить в леса, а в случае необходимости даже бороться с погромщиками. В мирное время на территориях, находившихся под властью поляков, для развязывания кровавых погромов присущего населению глубинного антисемитизма было недостаточно[1010]. Но этого скрытого антисемитизма вполне хватило для того, чтобы немцам легко было найти достаточное количество желающих принять участие в расправах. А остальные местные жители не прочь были поживиться «бесхозным» имуществом убитых евреев.
1009
М. Gilbert,
1010
Один местный крестьянин говорил, что его еврейских соседей не уважали, считая их хитрыми и лживыми, хотя при поляках против них актов насилия не было, WCU D7559.