В нацистских гетто важнее всего для евреев была, конечно, не община в широком смысле слова, а семья. Забота о слабых членах семьи в первую очередь заставляла людей не рисковать, пускаясь в бегство, а оставаться вместе.
Вследствие советской цензуры евреи не знали, как нацисты обращаются с их единоверцами. Для евреев-журналистов пакт Гитлера-Сталина означал запрет на публикации об антисемитской политике Германии. Поэтому некоторые евреи не были подготовлены к ужасам нацистской оккупации и не пытались бежать. Те, кто был постарше, сравнивал вежливость немецких солдат во время Первой Мировой войны с недисциплинированностью русской царской армии[107].
Перед немецким вторжением некоторые евреи из восточной Польши из-за жизненных неурядиц на советской территории решили вернуться в оккупированную немцами зону. Немцы разрешили туда въехать немногим, главным образом потому, что своих евреев они хотели депортировать на восток. Нижеприведенный «анекдот» хорошо иллюстрирует ту дилемму, что встала перед евреями в этот период: «В Бяла Подляске, первой станции на германской стороне границы, поезд с беженцами, отправлявшимися на восток, встретился с поездом, идущим на запад. Когда евреи, прибывшие из Бриска (Бреста), увидели направлявшихся туда евреев, они крикнули: “Вы что, с ума сошли? Куда вы едете?” На что беженцы из Варшавы столь же изумленно ответили: “Это вы с ума сошли, куда вы едете?”»[108]
Правда это или миф, но этот образец черного юмора наглядно демонстрирует, с какими трудностями сталкивались евреи, пытаясь определить, которая из двух систем представляет большую угрозу для их жизни в тот момент, когда немцы еще не встали окончательно на путь геноцида. Поистине по странной иронии судьбы жестокая советская политика депортаций и мобилизации в армию во многом помогла польским евреям избежать судьбы своих братьев, павших жертвами нацистского Холокоста[109].
Глава 2
«ОПЕРАЦИЯ БАРБАРОССА»
«Рано утром 22 июня 1941 г. немцы напали на нашу территорию. Было много выстрелов. Погибло много русских солдат... Это были пограничники. Много домов было разрушено, но большинство уцелело. Русские отступили, и к 10 часов того же утра немцы заняли эту местность»[110].
Так один местный житель-белорус вспоминал о начале «Операции Барбаросса». Немецкое вторжение в Советский Союз началось неожиданной атакой. Всю ночь ревели моторы сотен немецких самолетов, направлявшихся к своим целям на восток[111]. Между 3 и 3.15 утра начался массированный обстрел восточного берега реки Буг[112], и вскоре немецкие бронетанковые войска и пехота перешли советскую границу.
Немцы были уверены в победе. В своем приказе в день вторжения командир 221 охранной дивизии генерал-лейтенант Иоганн Пфлугбайль воодушевлял своих солдат, напоминая им недавние триумфальные победы вермахта: «До сих пор ни на востоке, ни на западе мы не встречали противника, способного противостоять нашей воле к победе и нашему наступательному порыву. В предстоящей борьбе мы будем сокрушать любого противника, пока не добьемся окончательной победы Германии»[113].
В отличие от немцев, с наглой самоуверенностью упивавшихся своими успехами, советская сторона была повергнута в изумление и шок. В первый же день конфликта массированные налеты немецкой авиации уничтожили 1200 советских самолетов, причем большей частью на аэродромах[114]. Сталин предпочел игнорировать ясные и недвусмысленные предупреждения из многих источников, и поэтому внезапное нападение врага застало Красную Армию врасплох[115]. Ее части смогли оказать лишь слабое разрозненное сопротивление, дрогнули и были отброшены назад. Например, в полосе наступления немецкого VII армейского корпуса первые атаки развивались по плану, не встречая никакого серьезного противодействия. Намеченные на первый день цели были достигнуты уже к полудню 22 июня[116].
В Москве Сталин провел первые сутки в беспрерывном совещании Политбюро, ожидая более определенных известий с фронта.
Поступающие отовсюду доклады вскоре подтвердили серьезность положения. Выступить по радио с обращением к народу было поручено Молотову. Были отданы приказы немедленно перейти в контрнаступление, но Красная Армия была слишком рассеяна и ошеломлена, чтобы предпринять какие-либо эффективные действия[117].
109
B. Chiari,
113
114
D. Wolkogonow,